Запретный мужчина - [14]

Амалия только руками всплеснула: до чего же наивны эти мужчины!

— То-то Кати столько времени жила у Ирены и собиралась развестись с Альберто! То-то много было от него помощи! А теперь, когда у них все наладилось, когда Альберто понял, какое сокровище послала ему судьба, в их жизнь вдруг вторгается прошлое и занимает неправомерно большое место! Ты должен заняться этим, Карлос! Это твой долг перед собой! Это твой долг перед другом!

— Но, мамочка… — попытался было возразить Карлос и осекся.

Все, что говорила Амалия, выглядело, безусловно, правильно и справедливо, но при этом почему-то совершенно не убеждало Карлоса. Он впервые почувствовал, что кроме материнской безоглядной, нерассуждающей любви существует еще и родительская власть, и это было ему неприятно. Основана эта власть на страстном желании видеть своего ребенка счастливым и благополучным, и, чтобы добиться для него счастья, в ход пускаются все средства. Едва Карлос подумал об этом, как Амалия тотчас же подтвердила его умозаключение, прибегнув к еще одному аргументу.

— А Хермансито? Разве ты не скучаешь по нему? Так вот, этот мальчик может заменить тебе потерянного сына. Ты должен признать, Карлос, что Хермансито для тебя потерян. Мой тебе совет: займись мальчиком Пилар, и ты увидишь — всем будет хорошо, все будут счастливы. Подумай на сон грядущий о моих словах. — Амалия нежно поцеловала помрачневшего сына и ушла к себе в спальню.

Она была довольна получившимся разговором, она высказала все, что хотела, и высказала точно, тактично и убедительно. По ее мнению, такой разговор с сыном не мог пройти бесследно, и она с надеждой предвкушала результат. Представляла, что у нее появится невестка — Пилар — и ее сын, который будет ее внуком, потому что и Ирена, и Хермансито были для нее все же чужими, особенно Ирена. Да, особенно Ирена…

Амалия и не подозревала, что ее напоминание о Хермансито оказало на Карлоса совершенно противоположное действие. Разлуку с сыном Карлос переживал болезненно и глубоко. Ему недоставало их разговоров, игр, совместных занятий. Ведь в той, прошлой, жизни они много времени проводили вместе и были очень привязаны друг к другу. Сама мысль о том, что одну привязанность можно заменить другой, показалась Карлосу кощунственной. На долю секунды в нем ожила давняя обида на мать, обида, которую он питал долгие годы, считая, что им пренебрегли, что его сознательно бросили. Раз Амалия могла так сказать ему, значит, она могла оставить своего ребенка не в силу обстоятельств, а просто так, только потому, что ею завладела другая привязанность?..

Но вспышка обиды была короткой, и вскоре Карлос уже испытывал благодарность к матери, затеявшей этот разговор. Ведь он лишь теперь отчетливо понял, что никогда не будет вместе с Пилар. Да, он готов всячески помогать Пилар, но все, что между ними было, осталось в прошлом. А главное, в прошлом остался тот Карлос, который когда-то нуждался в поддержке Пилар. Он вспомнил их яростные ссоры в молодости: каждый из них боролся за себя, каждый, нуждаясь в опеке и заботе, требовал, чтобы любили его, и не хотел, не мог любить сам. Как раз тогда и появилась Ирена и пленила Карлоса, возможно, потому, что показалась ему словно бы бесплотной, ничего не требующей, почти устремленной с земли в небеса. Не случайно же он всегда сравнивал ее с ангелом. Так она и не вошла в его жизнь, только соприкоснулась с ней. Была рядом, но никогда не соединялась с ним… И Карлос опять потянулся к Пилар, которая несколько лет спустя отыскала его в Венесуэле. Он в то время был женат на Ирене, но это была лишь видимость брака. Карлос стосковался по реальности, конкретности, по чему-то явственному, ощутимому… И к тому же тогда он очень боялся остаться один.

Теперь он был один и радовался одиночеству, наслаждаясь бодрящим холодком свободы. А жизнь сердца? Волнение чувств? Стоило только подумать об Ирене, как сердце щемило так больно, так сладко…

Ночную тишину нарушил мелодичный телефонный звонок.

— Милый мой, не могла не поделиться счастливой надеждой, — сказал нежный голос Пилар, — по словам Альберто, я рано или поздно буду вместе со своим мальчиком! Ты еще не спал? Я не разбудила тебя?

— Нет-нет, Пили, я очень рад за тебя.

— Спокойной ночи. Храни тебя Бог!

— Спокойной ночи.

Глава 7

Валерия просматривала отснятый за день материал, прикидывая, как лучше скомпоновать из него сюжет о воскресном отдыхе горожан. Такое немудреное задание получила она в редакции, где проходила стажировку, собираясь в недалеком будущем стать профессиональным тележурналистом. Предложенная тема не слишком вдохновляла Валерию, но она старалась выполнить задание наилучшим образом: ведь в случае удачи этот материал мог пойти в одной из развлекательных телепрограмм.

Отдав дань мадридским паркам и музеям, Валерия отправилась в Толедо, где обычно проводят свой уик-энд многие жители столицы.

Кадры, отснятые в Мадриде, показались Валерии сухими, лишенными какой-либо изюминки: лица людей терялись там на фоне привычных зрительскому глазу живописных полотен и памятников архитектуры. Зато в Толедо ей удалось запечатлеть атмосферу отдыха и даже праздника. Пейзаж там действительно выступал лишь фоном, а на первом плане оказались люди — с их настроениями и пристрастиями. Одни отдавали предпочтение многочисленным кафе, и пленка отчетливо свидетельствовала, что им очень нравится такое времяпрепровождение. Другие гуляли по набережной Тахо — в задумчивом одиночестве или целой компанией. По мере того, как солнце подвигалось к линии горизонта, менялось освещение в кадре и менялся цвет воды в великолепной Тахо: от голубовато-белесого в полдень до глубокого аквамарина ближе к вечеру. Такое изменение оттенков как бы подтверждало известную истину о том, что нельзя войти дважды в одну и ту же реку. А когда розоватые отблески заката отразились в водах Тахо, то могло показаться, будто ее течение стало более плавным и медленным, а вместе с ним замедлилось и само течение времени…