Запретный лес - [33]

Она поддержала ему голову, и Дэвид проглотил жидкую кашицу. Вновь потянуло спать, и вскоре он забылся естественным здоровым сном. Он пробудился лишь вечером и почувствовал себя гораздо лучше, да и голова прошла. Он осторожно ощупал свое тело. Ноги были в синяках, особенно большой кровоподтек темнел на правом бедре. Царапины на щеках, скрытые примочками, болели; на шее и горле, там, где злобные пальцы душили его, остались чувствительные следы. Движения причиняли боль, но, кажется, сильных повреждений не было, да и последствия удара головой больше не давали о себе знать.

Убедившись, что почти не пострадал, Дэвид оживился, но на душе было тоскливо и беспокойно. Он ясно представил, что произошло ночью: возбужденное метание по Лесу, поляну, алтарь. С отвращением подумал о собственной панике и бегстве, о том, как опять попал на поляну, услышал мелодию, увидел мерзкую пляску… При последнем воспоминании он едва не упал с кровати. Вернулись слепой ужас и гнев, заставивший его с кулаками броситься на дьявольское сборище.

В дверях показалась взволнованная Изобел:

— Вы славно поспали, сэр. Не пора ли покушать?

— Я выспался и чувствую себя гораздо лучше. Присядь рядом, Изобел Вейтч, надо о многом поговорить. Как я попал домой вчера ночью?

Женщина опустилась на краешек стула. Сумерки не могли скрыть ее тревогу.

— Неа, не вчерась то было, а нынче, заполночь. Я-то всю-то ночку очей не смыкала, все вас ждала! Ох, сэр, сказывала я вам, не ходили вы б в Лес в Праздник святого креста, да кто б мне внял.

— Откуда ты знаешь, что я был в Лесу?

Изобел промолчала.

— Говори, — настаивал он, — как я попал домой?

— Я места себе не находила, аки овца заплутавшая, но сама-то за порог ни ногой. Токмо в полночь на дорогу глянула да еще разок, когда два пробило. Опосля я в кресле прикорнула, до нового боя часов. Было то в три, я пробудилася и слышу, будто ходит кто наружи. Я шасть к окошку, а тама ни души, одна желтая луна горе. Я Господу помолилася, дабы даровал мне сил, и тихохонько пошла поглянуть, но ничего не узрела. Тутось мне в голову стукнуло на задний двор свернуть. У меня все изнутря оборвалося, как я вас тама, мистер Дэвид, увидала — лежите, аки хладный труп, под яблонькой. Слава Творцу, вы дышали. Ох и худо было вас до постели тянуть, сэр, ох и тяжкий вы для таковской старухи. Солнышко взошло, я вам раны перевязала, мазью намазала и притулилася рядышком молиться да надеяться, что очнетеся вы в здравом уме. Раны-то у вас пустяшные — поправитеся, но опасалася я, что умишком тронетеся. Хычь теперича-то душенька моя покойна: говорите вы обыкновенно, очи ясные, щечки разрумянилися. Да восхвалим Господа!

Но никакой радости в голосе Изобел не было. Она нервно перебирала пальцами, взгляд блуждал.

— Ты знаешь, что со мной случилось? — спросил Дэвид.

— Ох, Боже мой! Мне-то откуда то ведомо?

— А что сама думаешь? Находишь меня под утро у дверей без сознания, лицо исцарапано, тело в синяках. Что, по-твоему, произошло?

— Думаю, сцапали вас боглы. Всяк ведает, в Праздник святого креста получают они Божье соизволение на свободе порезвиться.

— Женщина, как могут слова о боглах исходить из уст христианки? На меня напал Дьявол, но сделал это посредством созданий из крови и плоти. Женские ногти исполосовали мне лицо, а мужские пальцы сдавили горло. Я гулял по Лесу — разве подобает служителю Божию бояться темноты и деревьев? — и набрел на языческое капище, и стоял там алтарь, покрытый полотном, точно для таинства. К стыду своему, признаюсь, я испугался, но Бог направил мой страх и вновь привел меня, беглеца, к этому самому алтарю. И увидел я то, что милостию Божьей надеюсь никогда не узреть снова: черти плясали под дуду Дьявола. В гневе ринулся я в их хоровод и сорвал маску с дьяволовой головы, но они одолели меня, и я потерял сознание. Когда я сражался с ними, я сражался с плотью и кровью, с бренными мужчинами и женщинами, поддавшимися соблазнам порока.

Он замолчал, Изобел все еще смотрела в сторону.

— Храни нас Бог! — простонала она.

— Я уверен, что те мужчины и женщины были моими собственными прихожанами.

— Не может того быть, — прохрипела Изобел. — Вы были не в себе, мистер Дэвид, сэр… Черный лес да луна да поздний час заморочили вам голову. Вы видали диво, но не плоть и кровь, сэр…

— Я видел мужчин и женщин из Вудили, и души их проданы и прокляты. Изобел Вейтч, я твой хозяин и твой пастор. Я приказываю тебе говорить правду, как на Страшном суде. Что знаешь ты о нечестии, творящемся в этом приходе?

— Я? — закричала она. — Я! Ничегошеньки мне не ведомо. Ни я, ни муж мой по Лесу не шастали.

— Иными словами, кто-то в Вудили в Лес ходил. Говори, женщина, или не обрести тебе спасения. Здесь все пропитано грехом чародейства, и не будет мне покоя, покуда я не вырву порок с корнем. Кто в Вудили заключил союз с Дьяволом?

— Мне-то почем ведать? Сэр, молю вас, не мучьте меня, не пытайте. Ходит о Вудили лихая молва, все из-за чащи лесной, но Бог карает виновных. Живали в Вудили ведьмы, однако изгнали их отсель и спалили на огнище, и было их поболе, нежели во всяком ином пасторате у вод Аллера. Положитеся на Слово Господне и проповедуйте, мистер Дэвид, и направится народ по верной тропе, а приметеся что о Лесе вынюхивать, разворошите гнездо осиное и самому же вам худо станет. Как говаривал мой батюшка, не надобно супротив ветра плевать. Уверуйте, что грех не останется безнаказанным и грешники раскаются, как мистер Макмайкл веровал до вас.