Запретный город Готхэн - [30]

Рассвет застал раздраженную и уставшую группу в горах. Конан приказал остановиться, а сам поднялся на самую высокую гору, что смог найти, и терпеливо оглядел окружающие вершины и овраги, жуя полоску сушеной баранины, что всадники хранили под седлом, чтобы мясо было теплым и более мягким. Время от времени на десять или пятнадцать минут, варвар забывался чуткой кошачьей дремой, восполняя силы так, как это делали жителей этих далеких земель, а в перерывах осматривал горные хребты в поисках признаков преследования.

Северянин позволил людям отдохнуть как можно дольше, и солнце было уже высоко в небе, когда он оставил скалы и разбудил их. Сон позволил им восстановить часть прежних сил, и теперь они охотно поднялись и сели на лошадей. Один из раненых умер во сне, и его тело опустили в глубокую трещину в скале, а затем неспешно двинулись в путь, потому что усталость беспокоила больше лошадей, чем людей.

Весь день отряд скользил по диким ущельям, над которыми возвышались касавшиеся небосвода пики гор. Уркманов тревожили дикие пустоши и знание того, что орда кровожадных варваров движется по их стопам. Они следовали за Конаном, не задавая никаких вопросов, и он вел их вперед, кружа и петляя, восходя на вершины, которые захватывали дух и, спускаясь в бездонные, темные глубины ущелий, чтобы вновь взобраться в острые ветреные грани.

Киммериец использовал все известные ему приемы, чтобы оторваться от погони и двигаться к цели как можно быстрее. Он не боялся, что они встретятся с одном из кланов на этих безлюдных холмах; местные пасли свои стада на значительно более низких высотах. Его чувство направления было настолько же надежным, как на это рассчитывали его люди. Варвар находил верный путь, благодаря инстинктам человека, живущего на открытых пространствах, но они заблудились бы уже много раз, если бы не вид горы Эрлика, вздымавшейся на расстоянии и превышающей окружающие её пики.

По мере того как они продвигались на запад северянин узнавал эти места — хотя обзор был с другой стороны — определенные ориентиры, а незадолго до захода солнца киммериец увидел широкую, неглубокую долину, на лесистых склонах которой вырисовывались на фоне скал каменные стены Готхэна.

Готхэн был выстроен у подножия горы, возвышающейся над долиной, через центр которой протекал поток, заросшие тростником, извиваясь между зарослями деревьев на берегах. Деревья были удивительно пышным. Иззубренные пики, среди которых самым высоким была гора Эрлика, окружали долину на юге и западе, а севера закрывала её цепь холмов. Долина открывалась лишь на восток, понижаясь неровными рядами хребтов. Конан и его люди, проследовав ранее по горной гряде, теперь смотрели на долину с юга.

Конан провел воинов с крутых утесов и спрятал их в одном из многочисленных ущелий в нижней части склона, менее чем в миле от города.

Ущелье заканчивалась тупиком, который наводил на мысль о ловушке, но лошади оказались настолько истощены, что были близки к смерти, бурдюки с водой были пусты и источник, хлеставший из скалы, стал для Конана и решающим и значимым аргументом.

Северянин нашел путь, выходящий через узкий проход из ущелья, и поставил там охрану, так же, как и на его входе. Этот путь будет служить им дорогой для побега, если в этом возникнет необходимость. Люди начали жевать остатки продуктов, которые у них еще оставались и перевязали, как смогли свои раны. Когда варвар сказал им, что он собирается на разведку, уркманы посмотрели на него тупым взглядом. Они не потеряли веру в него, но чувствовали себя уже, как мертвые. Бандиты стали похожи на фантомы в своих рваных, окрашенных с высохшей кровью плащах, с запавшими от голода и усталости глазами. Они неподвижно лежали в молчании, завернутые в свои изорванные плащи.

Конан был более оптимистичен. Возможно, они еще не ускользнули полностью от иргизов, но даже этим собакам в человеческих шкурах понадобится некоторое время, чтобы напасть на их след. Жителей Готхэна он не боятся, киммериец знал, что они редко выезжают в горы.

Киммериец спал и ел даже меньше, чем его люди, но его стальное тело было более выносливым, чем у них. Благодаря необычайной живучести, варвар удерживал ясность ума и силу, много большую, чем кто-либо другой.

Уже опустилась тьма, и звезды повисли над горами, как капли застывшего серебра, когда Конан пешком выбрался из оврага. Северянин не направился прямо через долину, а двигался, держась вдоль линии близлежащих гор. Так что открытие пещеры, которая являлась человеческим жильем, не было простым совпадением. Она была расположена в скалистом проходе, спускавшемся в долину, по которой киммериец попытался обойти город, поднявшись на нее. Вход в пещеру был закрыт густым кустарником, замаскировав её так тщательно, что варвар только случайно увидел вспышки огня на фоне ровной каменной стены.

Конан прополз через подлесок и заглянул внутрь. Пещера была больше, чем казалось по виду её входного отверстия. В середине горел небольшой костер, вокруг которого ютилось три человека, говорящих на гортанном пунтийском языке. Конан узнал в них трех слуг из лагеря туранцев. Чуть дальше он заметил лошадей и груду походного оборудования. От того места, где сидел северянин разговор был невнятным, и именно тогда, когда варвар начал задаваться вопросом, где туранцы и остальные слуги, он услышал, что кто-то приближается.