Запретное влечение - [11]

– Наверняка нет. Зачем нужны отношения, в которых ты ущемляешь себя?

– Вот и я подумала так же, Уилл. И признаться, единственный человек, кто может быть мне предельно близок, – это ты. Хотя ты и сам осведомлён об этом.

Я прижимаю её к себе ещё ближе. Чувствую себя законченным эгоистом, но теперь, когда Колин исчез из её жизни, я облегчённо выдыхаю. Собственник. Мои губы невольно трогает улыбка. Сестра откидывается на мою грудь спиной и прикрывает глаза. Мы снова молчим, но в эту секунду наше молчание – абсолютное умиротворение, а не скрытое напряжение. Своими пальцами я перебираю её темные пряди, которые напоминают мне нежный шелк. За стенами нашего трейлера всё так же бушует ливень. Он громко тарабанит по земле и крыше, образуя настоящий потоп. Сейчас это неважно. Важно лишь её спокойное, равномерное дыхание и то, как она сжимает мою руку, как прижимается ко мне всем телом, привычно ища в нём защиту и покой. А я привычно отдаю это ей. Сполна.

– Почитаешь мне, Уилл? Ты так давно этого не делал, – подавляя зевок, тихо спрашивает меня сестра.

Тянусь к столику за книжкой и ложусь на кровать, позволяя ей устроиться в моих руках. Миа ложится следом за мной, укрывая нас обоих уже тёплым пледом. Ещё с минуту мы ищем удобное для нас обоих положение, а затем я открываю маленький томик её любимых писем влюблённых. В далёком прошлом я читал ей перед сном почти каждую ночь. Увлекаясь строчками из книг, я зачастую не замечал, что она уже мирно сопит. А иногда мы засыпали вдвоём. Но когда мы подросли, отец стал гнать меня в мою комнату, объясняя это тем, что мы уже давно не дети, чтобы вместе спать. Он, конечно же, был прав, но мы с сестрой были слишком близки. Потому нарушали запрет практически каждую последующую ночь. Вот и сейчас зелёные глаза Мии становятся сонными, а она всё так же жмётся в моих объятиях.

– Так, кажется, здесь закладка, – бормочу себе под нос я, открывая нужную страницу.

Эрих Мария Ремарк из Порто-Ронко (после 04.04.1938)

Марлен Дитрих в Беверли-Хиллз, Норт Кресчент Драйв

…сладкая моя, нам ни за что нельзя было расставаться! Это было преступление! Но теперь, когда ты приедешь, всё начнётся с самого начала! Предвидение и душевная мука извечной неудовлетворённости, и упоительное сомнение в себе, и тот единственный миг, который стоит многих жизней: когда я чувствую тебя, когда благодаря своей бесконечной милости судьба снова бросает тебя ко мне, когда ты оказываешься в моих объятиях и твоя голова касается моего плеча…

Я улыбаюсь прочитанному, продолжая убаюкивать обвившуюся вокруг меня сестру.

Я дрожу и так смотрю на мою руку, что и она дрожит! Я едва способен дышать, я выражаю свои мысли руками, я подбрасываю дров в камин и сижу, уставившись на огонь: что это там народилось и уносит меня прочь, и кто развяжет побыстрее во мне все узлы, милая, любимая моя, кто бросит меня от меня самого куда-нибудь в тёмную бушующую стихию, ах, брось, брось меня туда!

В горле пересыхает. Мне вдруг кажется, что это мои собственные откровения. Те, что тихо трепали мне душу по вечерам, когда я был вдали от неё. Слышу её тяжелое дыхание: оно щекочет мне шею, заставляя всё моё тело сжиматься в напряжении. Миа не спит. Чувствует ли она то же самое, что и я? Преодолевая комок, что застрял посреди горла, я всё-таки продолжаю:

Я хочу прыгнуть прямо в тебя, с утёса отчаяния, с трамплина равнодушия, безнадёжности и тяжкого горя, я хочу сжечь моё прошлое, милое моё лицо, возлюбленная. Твои глаза совсем близко от меня, и ничего больше нет, кроме темени, и твоих глаз, и дождя твоих поцелуев!

Я по-детски запинаюсь, когда ощущаю, как родные пальчики цепляются за мою спину. Нас вновь сковывает это неведомое напряжение. Слишком остро чувствую её: тёплое дыхание, дрожащие пальцы и эти отчаянные попытки прижаться ближе.

– Думаю, на сегодня хватит, – шепчу я и закрываю книгу.

Мои руки тянутся к столику и откладывают маленький томик интимных писем. Да, именно интимных. Ведь читая его письма, тебе кажется, словно ты вторгаешься в личную жизнь писателя. В его голову, в сердце. Неожиданно для себя я слишком проникся к его строчкам. К чувствам, что он вкладывал в каждое слово, предназначенное Ей. Ладони взмокли, а щёки горели. И это я – парень, напичканный мужественностью и смелостью. Будто бы меня охватила лихорадка, а моё единственное лекарство в нескольких сантиметрах от меня. Лекарство ли? Да, Миа, может, и являлась мои спасением, но, определённо, несла побочный эффект. Мы играли с огнём. Снова нарушая запреты из далекого детства.

Вновь смотрю на сестру, тут же улавливая её смятение. Кровь приливает к лицу. Дождь за пределами нашего укрытия усиливается, добавляя к себе рокот грозы. Прямой взгляд её глаз. Уверенный и серьёзный. Словно из нас двоих она первая готова сознаться и сдаться без боя. Без боя с этим кружащим голову искушением. Прикрываю глаза и тяжело выдыхаю. Да, чёрт возьми, я совсем не чувствую в себе сил бороться, когда она смотрит на меня вот так. И, поддаваясь порыву, я мигом открываю глаза и хватаю её за руку, с силой дергая её на себя. Миа, будто хрупкая кукла, падает на меня, прислоняясь всем своим телом к моему. Дыхания не хватает. В попытке ухватить хоть немного воздуха она едва приоткрывает пухлые губы, делая короткий вздох, и я накрываю своими губами её. Слишком эмоционально и грубо. Но именно так, как мы оба этого желаем. Прямо сейчас и прямо в эту секунду.