Запретное видео доктора Сеймура - [52]
— Так быстро? И Памела больше не звонит?
— Нет, дело не в том, что… откуда ты знаешь, как ее зовут?
— Ты мне сказал. Когда первый раз приходил в магазин.
— Это вряд ли.
Последнюю фразу он произносит игриво, нараспев.
— Это так важно?
— Может, и нет. Все уже не так важно.
— У тебя есть что-то отснятое в клинике?
— Ничего. Nada. Nix [9].
По ее лицу пробегает тень удивления, даже раздражения.
— Это очень жаль.
В ответ доктор Сеймур долго бессмысленно улыбается.
— Не надо так напрягаться, Шерри. Это было вовсе не так интересно. Просто разговор между мной, миссис Мадуубе и ее сестрой. Миссис Мадуубе подтвердила, что во время осмотра я вел себя подобающим образом. Это все, что мне нужно. Камера сослужила свою службу.
— Сослужила?
— Да. Я собирался вернуть ее на следующей неделе.
— Не думаю, что это следует делать.
— Какого рожна? «Рожна». Ты не знаешь, откуда взялось это выражение?
— Безопасность. Или ты считаешь, что ничего подобного больше не может произойти?
Следует пауза. Затем доктор Сеймур, все еще находящийся под действием марихуаны, начинает хихикать. Шерри Томас, глядя на него, улыбается.
— Надо сказать, я многое упустил. За всю жизнь. Эта дурь просто первый класс. Еще одно старинное выражение.
Доктор Сеймур кажется абсолютно дезориентированным под сильным действием марихуаны, тогда как Шерри Томас владеет собой совершенно.
— Да, Алекс, ты, конечно, многое упустил.
— Это точно.
— Можно хоть из дома кассеты посмотреть?
— Нет.
— Почему?
— Потому что они за… они за… о боже, не могу больше.
Доктор Сеймур снова начинает хихикать. Шерри Томас присоединяется, ее смех кажется немного натужным.
— Их нельзя посмотреть, потому что они за диваном!
Пока он перегибается от хохота, она спокойно встает, идет за диван, достает пакет с кассетами и вставляет одну из них в видеомагнитофон. Далее следует просмотр всех сцен, отснятых за три недели в доме доктора Сеймура. Он и Шерри Томас смотрят молча, если не считать его редких идиотских смешков. Лицо Шерри Томас остается спокойным, но она явно зачарована — ни на секунду не отводит взгляд от экрана. Она ставит на стоп-кадр последнюю сцену, через секунду после того, как Саманта Сеймур произносит: «Я под впечатлением».
— Я тоже.
— Правда?
— У тебя очень красивая жена.
— Да, наверно. Я уже давно этого не замечаю.
— Ты думаешь, у нее роман с этим — Марком Пенджелли?
— Не знаю. «Роман». Странное слово…
Шерри Томас нетерпеливо прерывает его:
— Как профессионал, я бы сказала, что свидетельств еще недостаточно. Как женщина… ну, наверное, это не мое дело.
— Вот это смешно. Ты только что просмотрела записи моей семьи, сделанные в нашем доме, и вдруг говоришь, что это не твое дело. Боже, как я проголодался. У тебя есть шоколад?
Она игнорирует его вопрос.
— Как профессионал, я скажу, что собранных свидетельств недостаточно. Но как женщина, скажу… что-то между ними есть. Какая-то связь. Не знаю пока, сексуального ли характера. Но есть кое-какие подсказки. Например, красится ли твоя жена, когда весь день сидит дома с Полли?
— Точно не знаю. Не обращал внимания.
— На записи, когда ты дома с семьей, она не накрашена. А с Марком Пенджелли — да.
— Совпадение.
— Возможно. Я просто говорю. Плюс их жестикуляция — язык тела.
— А что там такого?
— Они стоят на несколько сантиметров ближе друг к другу, чем нужно.
— Ну, Сэм всегда такой была. Она подходит вплотную, как будто все глухие. И так со всеми.
— Здесь другое. Посмотри, как она себя держит.
— Боже, я сейчас усну. Как будто волнами накатывает, верно? Мне нужно на воздух. У тебя точно нет шоколадки?
Шерри Томас перематывает на сцену с Марком Пенджелли и ставит на паузу посредине.
— Посмотри. Посмотри, как она льнет к нему. А вот…
Она проигрывает кассету секунд тридцать.
— Видишь, как она об него трется.
— Это может означать что угодно.
— Может. А может, и нет. Придется нам еще посмотреть.
— Нам?
— Ты же придешь еще?
— Приду?
— Да.
— Да.
Они обмениваются взглядами. После чего она меняет кассету и нажимает «Воспр.». Они смотрят первую запись, где Виктория заигрывает с Мейси.
— Тебе, должно быть, больно на это смотреть.
Доктор Сеймур как будто готов расплакаться.
— Боже мой. Виктория, моя малышка. Не могу поверить, что она…
— Девушки в наше время созревают довольно рано.
— Это моя Виктория. А ведет себя, как… как шлюха.
— Она просто пробует силы. Я уверена, что она хорошая девочка. А вот Гай, с другой стороны…
Она перематывает на сцену, где он нападает на Викторию.
— Он просто подросток.
— Он становится мужчиной. В нем развивается мужская жестокость. За ним нужно присматривать. И внимательно.
— Саманта говорит…
— Давай поговорим о Саманте.
— Мы уже говорили.
— Как твоя голова?
— Прояснилась немного.
— Ты доверяешь своей жене?
После долгой паузы доктор Сеймур говорит:
— Да. Я ей доверяю.
— Хорошо. Это хорошо. Значит, за ней присматривать нам больше не нужно.
— Не нужно?
— А ты как думаешь?
— Не знаю. Завтра я уезжаю на медицинскую конференцию. Меня не будет весь день. Дети идут в поход со школой. Если она собирается мне изменить — это хороший шанс.
— Возможно, она им не воспользуется. Но это действительно хорошая возможность все выяснить.
«Все существующее – иллюзия. Правда – ложь. Миром правит парадокс. И это дает надежду», – считает герой романа. Разуверившись в любви, он обратил взор внутрь себя и с удивлением обнаружил в своем черно-белом мире мириады оттенков серого. И решил разобраться: Что случилось с женщинами? Что случилось с ним самим? Что вообще случилось?
Тим Лотт (род. 1956) — один из самых популярных современных английских писателей. Первая его книга «Запах сухих роз» (The Scent of Dry Roses, 1996) получила премию «За Лучшую автобиографию» в 1996 г. Роман «Блю из Уайт-сити» (White City Blue, 1999) был удостоен премии Уитбреда в 2000 г. Роман «Штормовое предупреждение» (Rumours of а Hurricane, 2002) признан критиками лучшей книгой года. «Блю из Уайт-сити» — роман о конфликте между дружбой и любовью. Дружбой, замешанной на подтрунивании, пиве и ностальгии по Лучшему Дню, который друзья поклялись отмечать каждый год, несмотря ни на что.
"Штормовое предупреждение" — роман Тима Лотта, посвященный эпохе 80-х.
Рассказы в предлагаемом вниманию читателя сборнике освещают весьма актуальную сегодня тему межкультурной коммуникации в самых разных её аспектах: от особенностей любовно-романтических отношений между представителями различных культур до личных впечатлений автора от зарубежных встреч и поездок. А поскольку большинство текстов написано во время многочисленных и иногда весьма продолжительных перелётов автора, сборник так и называется «Полёт фантазии, фантазии в полёте».
Побывав в горах однажды, вы или безнадёжно заболеете ими, или навсегда останетесь к ним равнодушны. После первого знакомства с ними у автора появились симптомы горного синдрома, которые быстро развились и надолго закрепились. В итоге эмоции, пережитые в горах Испании, Греции, Швеции, России, и мысли, возникшие после походов, легли на бумагу, а чуть позже стали частью этого сборника очерков.
Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.
Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.
Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…
Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.
Начало XVII века. Голландское судно терпит крушение у берегов Японии. Выживших членов экипажа берут в плен и обвиняют в пиратстве. Среди попавших в плен был и англичанин Джон Блэкторн, прекрасно знающий географию, военное дело и математику и обладающий сильным характером. Их судьбу должен решить местный правитель, прибытие которого ожидает вся деревня. Слухи о талантливом капитане доходят до князя Торанага-но Миновара, одного из самых могущественных людей Японии. Торанага берет Блэкторна под свою защиту, лелея коварные планы использовать его знания в борьбе за власть.
Впервые на русском – новейшая книга автора таких международных бестселлеров, как «Шантарам» и «Тень горы», двухтомной исповеди человека, который сумел выбраться из бездны и уцелеть. «Это поразительный читательский опыт – по крайней мере, я был поражен до глубины души», – писал Джонни Депп. «Духовный путь» – это поэтапное описание процесса поиска Духовной Реальности, постижения Совершенства, Любви и Веры. Итак, слово – автору: «В каждом человеке заключена духовность. Каждый идет по своему духовному Пути.
Джеймс Джойс (1882–1941) — великий ирландский писатель, классик и одновременно разрушитель классики с ее канонами, человек, которому более, чем кому-либо, обязаны своим рождением новые литературные школы и направления XX века. Роман «Улисс» (1922) — главное произведение писателя, определившее пути развития искусства прозы и не раз признанное лучшим, значительнейшим романом за всю историю этого жанра. По замыслу автора, «Улисс» — рассказ об одном дне, прожитом одним обывателем из одного некрупного европейского городка, — вместил в себя всю литературу со всеми ее стилями и техниками письма и выразил все, что искусство способно сказать о человеке.
Впервые на русском – долгожданное продолжение одного из самых поразительных романов начала XXI века.«Шантарам» – это была преломленная в художественной форме исповедь человека, который сумел выбраться из бездны и уцелеть, разошедшаяся по миру тиражом четыре миллиона экземпляров (из них полмиллиона – в России) и заслужившая восторженные сравнения с произведениями лучших писателей нового времени, от Мелвилла до Хемингуэя. Маститый Джонатан Кэрролл писал: «Человек, которого „Шантарам“ не тронет до глубины души, либо не имеет сердца, либо мертв… „Шантарам“ – „Тысяча и одна ночь“ нашего века.