Запретная зона - [9]

— Мы отравили ее стрихнином, но она как сумасшедшая выпрыгнула из куста и вцепилась в собаку. Мы застрелили ее, вскрыли, вынули двух зародышей, заспиртовали их и отдали учителю биологии в школе святого Мартина.

Раздался испуганный визг болонки. В траве неподалеку от нас зашипела змея, смертельно опасный родственник гадюки, хотя это был всего лишь детеныш. Нам нечем было защититься, пришлось влезть на стулья и стоять там, пока не появился слуга с клюшкой для гольфа и не размозжил змее голову. Мы пережили несколько неприятных минут, ощущая ужасную беспомощность. Потом мы выпили еще пива, закусывая холодной спаржей. Женщина, сидевшая напротив меня, рассказывала очередную историю о слугах:

— Я сняла часы, показала на цифры и сказала: «Сикспенс, когда стрелка дойдет досюда, пройдет ровно пять минут, и ты должна вынуть яйцо». Через некоторое время вбегает сияющая Сикспенс: «Идите посмотрите». Я вошла в кухню. В кастрюле лежали яйцо и часы. Они варились розно пять минут.

С поля доносилось похожее на бормотание пение. Это несколько африканцев рыли яму под уборную. Я подошел к ним, они холодно, недоверчиво посмотрели на меня. Я сказал что-то по-английски, они испуганно встрепенулись и покачали головой.

Позднее я близко узнал многих африканцев, тогда же я ни с кем из них не был знаком. Я не знал, что о них думать — настолько ли они разумны, чтобы с ними можно было говорить, или они просто невежественные и добродушные дикари. Но какими бы они не оказались — ничто не могло бы изменить мою точку зрения на расовый вопрос.

Когда я вернулся к компании, расположившейся на лужайке, наш хозяин рассказывал, как полицейский выбил зубы африканцу — шоферу грузовика. Полицейский неправильно понял слово, которое африканец произнес с ошибкой.

В этой истории действительно было много курьезного, но меня она покоробила. Наверно, оттого, что шофер был черный. А если бы шофер был белый, может быть, мистер Пэрди и не упомянул бы об этом эпизоде, не знаю. Впрочем, большинство шоферов грузовиков — африканцы.

Путешествующий по Южной Родезии обязательно попадает в неловкое положение: он замечает, что на любом высказывании лежит отпечаток расовых предрассудков. В то же время он чувствует, что если станет возмущаться презрительным отношением белых к черным, то будет выглядеть смешным и сентиментальным — ведь презрение к африканцам поколениями врастало в белых и перестало ими осознаваться.

Так, всеми возможными способами мы тянули послеобеденное время. Война была где-то далеко. После утреннего дождя желтое плато сверкало, как начищенный медный поднос. Ничто так мало не ценилось здесь, как время. День, когда время станет драгоценностью, какую не купишь на все деньги Федерации, может оказаться для белых роковым. Но никому из друзей Пэрди не приходили в голову такие мысли. А пока мы играли в крокет и в кегли, осматривали конюшню, загоняли уток в сарай и сдабривали виски сочными анекдотами, которые скрашивали наши вечера еще несколько недель.

Перед обедом гости обычно играли в бильярд или в его разновидность — снукер. Большой зал, служивший когда-то гаражом для трех автомобилей семейства Пэрди, был переоборудован под бильярдную. Мужчины, сняв пиджаки, собирались вокруг огромного стола. Низкие лампы с абажурами из синей ткани освещали зеленое сукно, от тусклого света просыпались ночные бабочки. Вот одна из них села на бильярдный стол, и шар придавил ее к сукну.

Женщины сидели на деревянных скамьях вдоль стен, наполняли грогом стаканы для мужчин, а сами пили вермут. Вот так в моем представлении выглядел лагерь буров на биваке: мужчины усаживаются на корточки между повозками, торопливо стреляют, перебрасывают ружья женщинам, а те спокойно вкладывают патроны. Точно так же здесь мужчины склонялись с кием в руках, а их храбрые жены следили за бутылками.

Да, поистине это страна неограниченных возможностей.

Стучали шары, менялись цифры на доске. Зал с выбеленными стенами и черным цементным полом казался меньше от расставленных по стенам зеркал. На одной из стен — полка с книгами: Невил Шут, Мэри Вебб, сборник жизнеописаний Сесиля Родса. Миссис Пэрди, держа на коленях болонку, что-то вязала. Она была явно возбуждена игрой.

— Ну, довольно! — остановила она мужа, рассказывавшего анекдоты. Она взглянула на доску, где отмечались набранные очки, радостно вскрикнула, так как очков было уже много, подошла со своим вязаньем к столу и стала мешать игрокам.

Были слышны реплики философского содержания:

— Черные живут сегодняшним днем. Самое большее, чему их можно научить, — смотреть на год вперед.

— Не удивительно ли, что они живут ради мечты, которая осуществится через сотни лет?

Под столом полусонная собака жевала бумагу; там лежал старый сифон для содовой воды и ящики со свадебными подарками старшей дочери. Она не взяла их в свой новый дом к северу от Умтали. Умтали — это Шотландия Южной Родезищ там в ручьях пляшут форели.

Голоса игроков начали стихать.

— Well done![3]

— Good shot![4]

— Slowly, partner![5]

Лица утратили напряженное выражение, тела расслабли. На мистере Пэрди — красная рубашка. Пояс расстегнулся, брюки спадали.