Запретная любовь. Колечко с бирюзой - [25]

Я, как всегда, промолчала, но почувствовала, что лицо мое залилось краской. Чарльз начал меня — а также и себя — защищать.

— Нельзя же обвинять Кристину в том, что она нарочно забеременела, дабы помешать моей карьере, — рассмеялся он.

— Не говори глупости, Чарл, — оборвала его Уинифрид. — И кроме того, мне не нравится слово «беременна».

Теперь, пытаясь все беспристрастно проанализировать, я вижу, что такой, какой она была, ее сделала чисто женская зависть. Она, конечно, ни за что бы не призналась, но истина заключалась в том, что в свое время Уинифрид сама хотела иметь ребенка. Однако вскоре после того, как она вышла замуж за отца Чарльза, мистера Аллена, ей пришлось перенести операцию, которая положила конец всем надеждам на этот счет. Окружающие считали ее одной из тех женщин, которых такое не слишком огорчит, поскольку теперь она сможет посвятить свою жизнь спорту. Но, я уверена, она испытала глубокое разочарование. В женщине такое крушение надежд может породить злобу, мелкую зависть и неприязнь к любой другой женщине, способной осуществить свое естественное стремление к материнству. Изголодавшееся сердце Уинифрид целиком излилось на пасынка. Однако неприязненное отношение к таким, как я, наделенным истинной женственностью, успело глубоко укорениться в ее душе. Для нее непереносима была мысль, что я способна дать Чарльзу решительно все.

Впрочем, свыкнувшись с мыслью о моей беременности, она стала относиться ко мне внимательнее. В свободное от игры в гольф время, бывало, наведывалась в Ричмонд с какими-нибудь маленькими подарочками. Во всем касающемся детской одежды вкус у нее был лучше, чем в выборе мебели.

Помню, однажды она преподнесла мне очаровательное платьице для годовалого ребенка. Оно было сделано во Франции, все в складочках и оборочках, совершенно прелестное. С каким-то стыдливым выражением на лице Уинифрид наблюдала за тем, как я разворачиваю сверток. Когда я громко выразила свое восхищение, она заявила ворчливым голосом:

— Кроха сможет в него обрядиться, вероятно, самое раннее через год, но я его увидела и не устояла. Похоже, оно подходит скорее для девочки, чем для мальчика, так что будем надеяться на рождение дочки.

— Это очень мило с вашей стороны, Уинифрид, — сказала я.

Она начала расхаживать по нашей гостиной — как всегда с сигаретой, прилипшей к нижней губе, засунув руки в карманы вязаного жакета. На меня она старалась не смотреть. Я говорила Чарльзу, что моя все более раздававшаяся фигура, как видно, приводит ее в смущение. Тем не менее у нее бывали такие вот минуты доброты и щедрости. Впрочем, боюсь, я быстро прониклась крайне скептическим отношением к Уинифрид и уже пришла к заключению, что она проявляет интерес к малышу только по одной причине: это ребенок Чарльза. Что он наполовину принадлежит мне, ее ничуть не трогало.

— Если родится мальчик, — заявила Уин, — надеюсь, вы назовете его Джеймсом в честь моего покойного мужа.

Это поставило меня в затруднительное положение — я уже решила назвать своего будущего сына Эриком, как моего отца. Когда я заикнулась об этом, Уинифрид устремила на меня негодующий взгляд:

— Мне кажется, вы могли бы предоставить Чарльзу по крайней мере выбор имени. Дело не только в том, чтобы угодить мне. Я знаю, он будет рад, если ребенок получит имя его отца.

Маленькое платьице для годовалой девочки, совсем забытое, лежало между нами на столе.

Нас снова разделил привычный барьер взаимного предубеждения и неприязни. Мы начали препираться по поводу имени. В это время вошел Чарльз. Повернувшись к нему, я сказала:

— Чарльз, скажи, пожалуйста, Уинифрид, что мы решили назвать ребенка Эриком в честь моего отца.

Не успел он произнести и слова, как в разговор вмешалась Уинифрид:

— А я считаю, Чарльз, что его надо назвать Джеймсом, в память о твоем отце. Ты сам говорил мне об этом.

На сей раз в неудобном положении очутился Чарльз. Я заметила обозначившуюся на его лбу морщинку. Мягкие голубые глаза посмотрели в мою сторону, но он тут же отвел взгляд:

— Ох, ну и парочка же вы! Никогда ни о чем не можете договориться.

— Позволь, разве ты не говорил мне, что хотел бы, если родится мальчик, назвать его Джеймсом? — вопросила Уинифрид.

Он потянул себя за мочку уха и пробормотал в ответ что-то невнятное:

— Да, наверное, говорил, но если Крис предпочитает имя Эрик в честь своего отца…

Уинифрид резко оборвала его:

— Если Крис предпочитает… Ты на все готов, лишь бы угодить Крис. Мне кажется, ей следовало бы стремиться угодить тебе. — С этими словами Уинифрид нахлобучила на голову фетровую шляпу и удалилась.

Меня затошнило. Во время беременности приступы тошноты бывали у меня очень часто.

— Иду в ванную, — сдавленным голосом произнесла я.

Чарльз последовал за мной. Невзирая на неоднократные просьбы уйти и оставить меня в покое, он не уходил, держал меня за руку и смачивал мне виски одеколоном, пока приступ не проходил. Он был очень добр и заботлив. Заверил, что нашего сына назовут любым именем, какое я выберу. Если же родится девочка, ее в любом случае надо назвать Кристиной. Я уже совсем готова была удариться в слезы, но, услышав его слова, невольно рассмеялась: