Запретная книга - [26]

Он лежал на диване лицом вверх, свесив ноги. На животе у него пригрелся кот — нет, оба сразу. Лео озяб, в комнате было темно, хоть глаз выколи. Странно, ведь он не выключал торшер, вставая с дивана. Потянувшись к столу, Лео нащупал выключатель лампы, нажал кнопку. Свет не загорался.

Лео встал и, на ощупь подойдя к двери, нажал кнопку выключателя. Снова ничего.

«Должно быть, скачок напряжения, — подумал он, стараясь сохранять хладнокровие. — И серьезный, — добавил он про себя, глянув в окно. — Огней города не видно».

Весь Вашингтон погрузился в кромешную тьму. Эта мысль отрезвляла.

«Может, — подумал Лео, — совершили теракт? Но тогда бы выли сирены „скорой“, полиции, пожарных машин…» Ничего такого не было слышно. Надо просто подождать до рассвета.

Было холодно, и Лео забрался на кровать под одеяло. С улицы доносились знакомые звуки предрассветной суеты. Лео медленно подошел к окну и на ощупь отодвинул занавеску — мир проснулся, но Лео, не в силах понять, спит он или бодрствует, не видел ни зги. Его обуял ужас перед неизвестностью. Дрожа от холода, Лео опустился на пол под окном.

— Это пройдет, — повторял он себе, — обязательно пройдет…

ГЛАВА 7

Каждое утро ризничий, проходя по коридорам кафедрального собора, отпирал двери ключами из связки. Скромный и набожный, рожденный в Шартре и посвятивший ему жизнь, старик не переставал удивляться красоте здания и заключенной в нем духовной силе. Суровый, преисполненный любви лик Христа над входом ризничий помнил лучше своего лица; он знал наперечет все статуи, установленные на тройном портале. Однако этим утром он не шел, а бежал по коридорам — прочь из собора, прямиком в полицейский участок.

В последний раз ризничий бегал так лет пятьдесят назад. В жандармерии монах едва отдышался; его лицо перекосило от ужаса, и он молча указывал в сторону собора. Жандармы знали ризничего, и двое из них сразу отправились в собор.

У собора собралась толпа обеспокоенных пилигримов и горожан.

— Пропустите, пропустите! — кричали жандармы. На запертых дверях главного входа красной аэрозольной краской было написано: «Убивайте идолопоклонников! Захватывайте их, осаждайте, сражайтесь с ними!»

Один из жандармов переписал лозунг в блокнот, и они с напарником вернулись в участок, чтобы немедленно известить мэра.

Мэра Шартра встревожила эта новость. Его, ортодоксального католика, подобное кощунство огорчало и оскорбляло. После терактов в Сан-Петронио и Сантьяго дело не походило на обычное хулиганство. Он приказал шефу полиции эвакуировать соседние районы, собор опечатать и ждать дальнейших указаний. Положив трубку, мэр разбудил секретаршу и велел соединить его с президентом.

— С господином президентом? — переспросила секретарша, испугавшись, что неправильно поняла.

— Нет, — подтвердил мэр, — вы не ослышались.

— Так, значит, господина мэра с господином президентом?

— Да, с ним и ни с кем другим.

Известие сообщили президенту, информация просочилась в прессу… Вскоре Франция и весь мир узнали, что двери Шартрского собора обезображены цитатой из Корана.

С инцидента в Шартре все и началось. Почти каждый день в новостях сообщали об оскверненных христианских святынях. Как талибы разрушили гигантские статуи Будды в Афганистане, так неизвестные злоумышленники сносили головы памятникам святым или портили бесценные алтарные росписи. Франция не знала подобных актов вандализма со времен Великой революции — вслед за собором в Шартре осквернили Сент-Шапель в Париже, уничтожив витражи. А в базилике Св. Марии Магдалины в Везеле забросали навозом скульптуру, изображающую Христа во всем величии. Так и не нашли головы улыбающегося ангела из Реймского кафедрального собора. Волна массового вандализма прокатилась по Италии, Испании, Австрии, затронув и католические святыни Германии.

Ватикан изо всех сил замалчивал инциденты, в которых не пострадал ни один человек. Священникам оскверненных церквей и соборов запретили говорить с прессой, а на ТВ, радио и в газеты позвонили с просьбой не раздувать шумиху. Тщетно. Ведь СМИ только того и хотели: вандализм и отчаяние потерпевших помогали газетчикам поднять продажи, а публицисты наперегонки строчили статьи. Возросло давление на мусульманские общины, которые, по всеобщему мнению, покрывали ответственных. Мусульмане отрицали свою причастность, усугубляя собственное положение.

— Хорошие новости, профессор.

Лео нетерпеливо улыбнулся.

— Глаза невредимы: зрачки реагируют нормально, роговица не помутнела, катарактальных изменений хрусталика не выявлено. Помутнения стекловидной полости нет, оптический нерв в норме, поле зрения — в пределах нормы. Общий итог: все в порядке. — Голос офтальмолога, полного мужчины лет шестидесяти в очках с толстыми стеклами, звучал особенно убедительно.

Лео вымотался, проходя тест за тестом в больнице Джорджтауна.

— Это замечательно, доктор. Но если все в порядке, как вы объясните случившееся?

Ничего не видя, он сидел на полу в гостиной и ждал… На ощупь добрался до телефона, набрал 911. Прибыла «скорая», доставила Лео в больницу Джорджтауна, где зрение начало постепенно, как бы нехотя, возвращаться. С отчаянной надеждой Лео наблюдал, как образы из неясных становятся размытыми, потом обретают резкость. Четко разглядев секретаря доктора, ничем не примечательную женщину средних лет, Лео пришел в восторг. Когда офтальмолог начал проверку, зрение уже полностью восстановилось.