Запрещено для детей. Пятый номер - [10]
III
Сонъ причудливъ и странно жестокъ. Часто послѣ великолѣпной перспективы всего, чѣмъ со временемъ должна увѣнчаться благонамѣренность, человѣку, какъ бы онъ ни былъ добродѣтеленъ, вдругъ, ни съ того, ни съ другаго, что-нибудь такое приснится, чего онъ никакъ не можетъ пропустить, не закричавъ тотчасъ же, что онъ въ штрафахъ и подъ судомъ не бывалъ и никакихъ мыслей, противныхъ правиламъ нравственности, въ душѣ своей не питалъ…
Петру Ивановичу вдругъ приснилась какая-то дѣвушка въ шапкѣ, подъ которой (не подъ шапкой, и подъ дѣвушкой) были подписаны два стиха:
вдругъ приснилась какая-то дѣвушка въ шапкѣ
которые онъ когда-то услышалъ, проходя мимо раствореннаго окна, — откуда валилъ густыми волнами табачный дымъ, летѣли на улицу слова и виднѣлись веселыя и раскраснѣвшіяся лица какихъ-то молодыхъ людей, — и которые у него потомъ цѣлые три мѣсяца не могли выбиться изъ головы: писалъ ли онъ, разсказывалъ ли какую вѣрную игру проигралъ въ преферансъ, или какую не вѣрную выигралъ, шелъ ли въ департаментъ, изъ департамента, обѣдалъ ли — все они на умѣ — такъ вотъ и шумятъ, и вертятся и егозятъ-егозятъ въ головѣ, какъ будто кромѣ ихъ уже и не чему притти въ голову. И чѣмъ больше старался онъ отъ нихъ отдѣлаться, тѣмъ упорнѣе они его преслѣдовали. Съ ними засыпалъ онъ, съ ними просыпался, нерѣдко отвѣчалъ ими на вопросъ совсѣмъ не объ шапкахъ и дѣвушкахъ, безпрестанно шептали ихъ про себя, даже писалъ верхними зубами на нижнихъ, даже однажды испортилъ листъ гербовой бумаги, рублеваго достоинства, включивъ ихъ совершенно некстати въ прошеніе одной вдовы, приносившей жалобу на какого-то нахлѣбника-семинариста, похитившаго у ней клубокъ нитокъ, которыя будто бы намотаны были на сторублевую ассигнацію. Словомъ, отъ проклятыхъ двухъ стиховъ (бывшихъ между прочимъ причиною ненависти его къ стихамъ вообще) ему уже приходилось тошно жить на свѣтѣ. Но наконецъ онъ отъ нихъ отдѣлался же, и теперь ничего! — дѣвушка въ шапкѣ, да притомъ и не дурная собой, — весьма и весьма ничего! Худо то, что въ слѣдъ за нею приснился ему какой-то человѣкъ съ огромными усищами, съ рѣшительнымъ выраженьемъ въ лицѣ, и въ такомъ непостижимомъ костюмѣ, какого онъ не только никогда не видалъ на яву, но даже потомъ весьма удивлялся, какъ подобные костюмы могутъ сниться порядочнымъ людямъ во снѣ.
приснился ему какой-то человѣкъ съ огромными усищами, съ рѣшительнымъ выраженьемъ въ лицѣ, и въ такомъ непостижимомъ костюмѣ, какого онъ не только никогда не видалъ на яву, но даже потомъ весьма удивлялся, какъ подобные костюмы могутъ сниться порядочнымъ людямъ во снѣ
Испуганный, онъ поспѣшилъ залепетать, что онъ ничего, человѣкъ женатый и въ правилахъ твердъ, что впрочемъ онъ никакимъ оружіемъ владѣть не умѣетъ, потому что французскаго блестящаго образованія съ фехтованьями, танцами и всякими модными пустыми затѣями, развращающими, ко всеобщему прискорбію, нынѣшнихъ молодыхъ людей, не получилъ, и даже не жалѣлъ о томъ, ибо, благодаря Бога, родился въ такой странѣ, гдѣ и безъ шарканья по паркетамъ, одною благонамѣренностію и честнымъ трудомъ, даже при посредственномъ достаткѣ, можно пріобрѣсть всеобщее уваженіе; а что, впрочемъ, онъ опять-таки ничего, идетъ своей дорогой, и проситъ только не мѣшать ему итти своей дорогой, такъ онъ и пройдетъ…
Но вышло, что и странный незнакомецъ — не бѣда; напротивъ, не смотря на невѣроятные сапоги, онъ оказался добрѣйшимъ малымъ, предложилъ съиграть въ преферансъ и проигралъ въ одну пулю по копѣйкѣ восемь рублей серебромъ, — такъ что Петру Ивановичу даже стало немножко совѣстно, и только тѣмъ могъ онъ себя успокоить, что вѣдь на то игра, не умѣешь играть не садись, а взялся за гужъ, такъ будь дюжъ…
Бѣда въ томъ, что по уходѣ страннаго незнакомца, о которомъ Петръ Иванычъ остался такого мнѣнія, что навѣщалъ его какой нибудь-путешествующій англичанинъ-чудакъ, которому некуда дѣвать денегъ, — (объ англичанахъ зналъ онъ вообще, что они большіе чудаки), — бѣда въ томъ, что по уходѣ страннаго незнакомца, Петру Иванычу вдругъ приснился весь департаментъ съ шинелями, сторожами, половиками, столами, чернилицами, дѣлами и начальникомъ отдѣленія. Вотъ начальникъ отдѣленія приподнялся
съ какимъ-то дѣломъ, подходитъ къ нему и говоритъ «перепишите» совершенно такимъ голосомъ, какъ говорится простому писцу. — Хорошо-съ; я вотъ дамъ Ефимову, — отвѣчаетъ немного изумившійся Петръ Иванычъ, почтительно нагибаясь. — «Какому Ефимову?» говоритъ сурово начальникъ: — «развѣ вы забыли, что Ефимову отдано ваше мѣсто, а вы за неисполнительность и соблазнительный образъ поведенія переведены на мѣсто Ефимова…»
Въ ужасѣ проснулся Петръ Иванычъ, открылъ глаза и прямо наткнулся ими на таинственнаго незнакомца, который, нагнувшись, шарилъ въ ящикѣ коммода. Принявъ его за Ефимова, Петръ Ивановичъ, озадаченный, переполненный справедливымъ негодованіемъ, — въ первую минуту не вскрикнулъ, не кашлянулъ, даже не шелохнулся, но, по какой-то особенной остротѣ чутья, таинственный незнакомецъ тотчасъ понялъ, что время прекратить посѣщеніе, и совсѣхъ ногъ кинулся вонъ… Тутъ только догадался герой нашъ въ чемъ дѣло…
