Запрещенный Рюрик. Правда о «призвании варягов» - [31]

Этому есть полнейший аналог в России — тот пласт не всегда ушедшего в прошлое фольклора, который жил и сегодня живет на русском Севере. Фольклора, скорее преображенного, чем измененного современной цивилизацией. Уже в ХХ веке для русского северянина леший или водяной были не просто мифологическими персонажами, а совершенно реальными существами — такими же, как сосны или медведи. И современный автор описывает встречи с ними живых свидетелей, с которыми беседовал лично[53]. Любопытно, но ведь таких историй и правда совершенно нет на Юге России, скажем, на Кубани.

Мало кто из жителей побережья общался с жителем фьорда — колоссальным осьминогом-пульпом или вытаскивал из сетей морского змея; далеко не всякий швед видел в хлопьях несущейся метели санки Снежной королевы. Но, живя на краю обитаемой земли, северянин все время ожидает появления «иного». Того, кто живет за пределами человеческого жилья.

Во время природных экстремумов, когда человеческое бытие еще менее комфортно и благополучно, чем обычно (штормы, метели, зимний мрак и т. д.), ожидание «другого» неизбежно усиливается.

Скандинавы жили в особой среде; они и сами не очень понимали, где границы возможного и как разделяется мир реальный и потусторонний. Для жителя большинства стран и земель это показалось бы симптомами сумасшествия.

Дети набеговой системы

Все это — и экономика, и дефицит ресурсов питания, и вражда всех ко всем, и жизнь на Севере — формировало тип сознания, который очень отличался от характерного для большинства земледельческих народов. Ведь земледельцы обычно не только трудолюбивы, но и добродушны. Для них важно воспитать молодежь не только в уважении к труду, но и в миролюбии. Они не склонны мстить и быть жестокими. Земледельческие народы учат детей сотрудничать, а не воевать, искать точки соприкосновения, дружить с соседями, уважать старших, помогать младшим…

У скандинавов же формировались черты характера, очень похожие на черты характера жителей Северного Кавказа. По схожим причинам и в Скандинавии, и на Северном Кавказе общество веками жило в условиях «относительного перенаселения». Проблему перенаселения и скандинавы, и кавказцы решали похожими способами — через набеги на соседей.

Набег позволял жить за счет других, более богатых обществ. К тому же в набегах всегда погибала какая-то часть молодых мужчин; за счет дренгов регулировалась численность населения: даже если дренги и неудачны, все-таки население росло не так быстро, в какие-то периоды даже и сокращалось. Тем, кто остался в Скандинавии, хватало даже оставшихся продуктов.

А главное — система виков сформировала и тип общества, и совершенно определенный человеческий типаж.

Способность участвовать в вечной войне всех против всех воспитывала людей невероятно агрессивных, крайне жестоких, очень равнодушных и к собственным страданиям, и к страданиям других людей.

На протяжении веков самым выигрышным способом поведения была готовность к военным действиям, к бою в любой момент. Сам лично норманн воевал против истинного или надуманного «обидчика»; силами своей семьи — против других семей, живших в их укрепленных хуторах; в составе отряда своего рода или племени воевал против других родов и племен. Война была образом жизни, привычным фоном человеческого существования.

…Один из варягов, служивших Ярославу Мудрому, узнает: другой дружинник — потомок человека, с которым у его рода кровная месть. Убийство совершил не сам его сослуживец, а его прадед, и совершил давным-давно, в другой жизни — в Скандинавии. Но мстить-то «необходимо»! Ночью варяг привалил бревном дверь избы и подпалил ее с нескольких сторон. Вместе с «врагом» погибло еще несколько человек… Ну и что?! Варяг действовал в полном соответствии с нормами своего общества.

«Только раб мстит сразу, только раб — никогда» — так говорили норманны. Действительно — сразу мстит тот, кто не умеет сдерживать себя, выжидать благоприятного времени. Кто не верит в себя и, соответственно, в то, что возможность отомстить вообще будет. Тот, у кого нет будущего. Кто не умеет подчинить себя — себе, кто живет в плену сиюминутных импульсов.

То есть раб.

Никогда не отомстит человек, который и при самом благоприятном стечении обстоятельств никогда не решится на месть. Кто всегда придумает множество благовидных предлогов, чтобы не искать, тем более не создавать этих благоприятных обстоятельств для отмщения. И даже если жизнь сама преподнесет ему возможность на блюдечке с голубой каемочкой, сумеет объяснить самому себе и окружающим, что еще не время, что риск чересчур велик и что «как-нибудь в следующий раз».

То есть трус.

Все в высшей степени логично.

Для европейца, вообще для человека старой земледельческой культуры трудно понять нечто подобное. Но для скандинавов, а спустя столетия — и для горцев Кавказа многие поколения подряд были важны именно эти качества: агрессивность, неуживчивость, неустойчивое настроение, непредсказуемое поведение, готовность драться с кем угодно при любом перевесе сил, рисковать жизнью даже из-за пустякового каприза. Эти черты не просто присутствовали сами по себе — скандинавы воспитывали их и тщательно поддерживали в детях, так же тщательно, как земледельцы с теплой южной равнины воспитывали в детях трудолюбие, аккуратность, доброжелательность к другим людям.