Запределье - [57]

– Грета Сикес, да? – уныло спросил я. – Или ширинка?

Фескин рассмеялся:

– Не совсем.

– Что же тогда? Я должен знать!

– Что ж… Помнишь, несколько дней назад сюда приезжала женщина? Полагаю, это было в тот день, когда шел дождь.

– Не слишком приятная особа, – заметил я, покачав головой совершенно в ее стиле.

– И правда, – согласился Фескин. – Так вот, это была Семла Худ. Именно ей Клэй оставил свою вторую рукопись – о ваших приключениях в памяти Белоу. Она хорошо знала Клэя, а ее муж Рон был с ним очень дружен. Дело в том, что Рон стал одной из жертв красоты. С ее помощью он исцелился от сонной болезни, а когда запасы зелья иссякли – добровольно расстался с жизнью, поскольку не представлял ее без наркотика.

– Но я ведь ничего ей не сделал! – возразил я.

– Неважно, – отвечал учитель. – Она не доверяет всему, что имеет хоть малейшее отношение к развалинам или к Белоу. Боюсь, для нее ты автоматически попадаешь в эту категорию. В любом случае сюда она явилась отнюдь не из лучших побуждений. Ей хотелось найти какую-нибудь улику, чтобы очернить тебя в глазах людей. Думаю, она надеялась, что ты съешь ее сына или хотя бы покусаешь ее саму.

– В мой рацион не входят ни пыль, ни плесень, – заметил я.

Фескин рассмеялся.

– Предмет, который она выкрала из твоего музея и привезла в Вено, – костяной нож, принадлежавший, как она утверждает, Клэю. Семла говорит, это был подарок Странника и Клэй никогда с ним не расставался. С помощью этой мелкой и весьма косвенной улики она убеждает людей в том, что ты сам, своими руками, убил Клэя.

Я не сразу осознал всю чудовищную гнусность произошедшего. Когда же в мозгу забрезжило понимание, я вскричал:

– Абсурд! Мы с Клэем были лучшими друзьями!

– Послушай, Мисрикс, – попытался успокоить меня Фескин, – я верю тебе. Я читал рассказ Клэя о том, как ты спас его от чистой красоты. Я всего лишь передал тебе слова Семлы, которые посеяли в умах людей зерна сомнения. Она отнесла нож констеблю и заявила, что требует тщательного расследования. Ты помнишь, откуда взялся этот нож?

– Я вообще не помню, что он был в музее, – отвечал я растерянно. – Должно быть, я подобрал его где-то на развалинах и машинально положил на полку.

– Семла говорит, она узнала его по рукоятке с изображением свернувшейся змеи, – напомнил учитель.

– Теперь я навсегда потеряю доверие новых друзей! – воскликнул я, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.

– Не думаю, – возразил Фескин. – Констебль вряд ли станет усердствовать в расследовании, основанном на одной-единственной улике. И тем не менее тебе лучше бы явиться в Вено и самому ответить на обвинения клеветников. Я и правда верю, что если ты сделаешь это по собственной воле, то легко докажешь свою невиновность. Если хочешь, я буду твоим адвокатом. Констебль, в общем, человек неглупый. Вот увидишь: тебя оправдают, и даже те, кто с тобой еще не встречался, увидят твое доброе сердце и благие намерения.

Я не колебался ни секунды: отказ от активных действий обрек бы меня на одинокое прозябание среди развалин. Не мог же я позволить какой-то старой карге отнять у меня радость общения!

– Да, – сказал я, – я буду в Вено.

– Прекрасно, – улыбнулся Фескин. – А я пока устрою тебе комнату, где бы можно было остановиться. Жду тебя у школы через два дня, вечером, в тот же час.

Мы поболтали еще немного, обсуждая, как лучше всего представить мою версию этой истории. Фескин посоветовал мне вспомнить, откуда все-таки взялся нож. Потом я проводил его до границ города, но остался за стеной, чтобы не пугать лошадь.

С тех пор я неустанно бьюсь над разгадкой происхождения этого примитивного клинка. Кажется, я нашел его однажды в развалинах Министерства провинций… Да, я как сейчас помню то утро, когда я увидел его: рукоятка торчала из коралловой стены, словно крючок для пальто.

Вот я мысленно вытаскиваю его из обломков, и розовые зерна кораллов сыпятся на пол, как снежные хлопья за волнистым окном. В соседней комнате плачет ребенок, что-то тихонько напевает женщина, в очаге потрескивает огонь, на коврике клубком свернулся черный пес, а в кресле с заряженным ружьем на коленях сидит охотник и ждет, когда же наступит весна.

История с привидениями

Со дня падения форта Вордор, ознаменовавшего собой бесславный конец вторжения цивилизации в Запределье, прошел месяц. И хотя за это время случилось два небольших снегопада, чаще шел не снег, а дождь. Плотная белая корка, укрывавшая землю, понемногу исчезала. Воздух становился все теплее, и чувствовалось, что весна близко.

Клэй, Вилия, Приз и черный пес обрели пристанище в бревенчатом домишке, где когда-то жило семейство Олсенов. Дом стоял в пятидесяти милях к востоку от форта, в березовой роще у озера. Жилище было хоть и небольшое, зато с двумя комнатами, очагом и целехонькими стеклами в обоих окнах. Само существование этого дома казалось чудом: три подобных строения, которые им встретились по дороге, были сожжены дотла.

Жизнь на берегу озера походила на историю с привидениями – только без привидений. Долгие дождливые вечера, гнетущая скорбь по Курасвани и погибшим солдатам, томительное молчание вдовы и резкий пронзительный плач младенца… Клэй целыми днями бродил по лесу, охотился и размышлял о круговороте событий, забросивших его в эти места. Вуд по-прежнему с радостью сопровождал его, но для Приза он стал настоящим телохранителем и, когда бывал дома, все время стоял на страже возле двери в комнату малыша.