Запоздалый приговор - [87]

— А с ним ты виделась? — осторожно спросила Светка.

— Еще нет. И, честно сказать, большого желания не испытываю.

— И правильно! — одобрил Роман, подливая подругам вина, а себе коньяка. — На фиг он тебе теперь нужен, засранец! Только душу растравишь.

— Не думаю, — задумчиво проговорила Римма, рассматривая нежно-красные подушечки собственных пальцев, проступавшие с обратной стороны наполненного бокала. — Не думаю…

Много, очень много произошло за прошедшие годы. Да и сами эти годы — немалый срок. Она уже давно не была той наивной девочкой из провинции, которая до умопомрачения влюбилась в «своего принца». Влюбилась в первый раз, думая, что это на всю жизнь. А все обернулось совсем не так, как она себе представляла. Но оказалось, что ни делается, все к лучшему.

Римма, пробыв в Москве эти несколько дней, с удивлением обнаружила, что желание посмотреть Виктору в глаза, поговорить с ним в последний (а она была уверена, что так оно и будет) раз пропало как-то само собой… В самом деле, зачем? Посмотреть в глаза? Услышать из его уст сбивчивые и лживые (а она была уверена, что именно такими они и будут) объяснения? Все, что она наметила, она сделает и так… И сделала.

Странно, но сейчас никакого чувства удовлетворения и уж тем более радости Римма не испытывала, наоборот, ощущала опустошенность и даже разбитость. Но, с другой стороны, она ведь сама хотела чего-то подобного. Она вымучила улыбку и подняла бокал:

— Давайте за то, чтобы в стране было поменьше таких вот…

— Засранцев! — охотно подсказал Рома.

— Вот именно.

Реутов нашел Алексея Романовича в его кабинете надане, с красным оплывшим лицом, на котором едва проступали под тяжелыми мешками век мутные, дикие глаза.

— Ты это видел? — раздраженно потряс он в воздухе свернутой трубочкой газетой.

— А-а! — вяло протянул Шерстяк и махнул рукой. — Видел уже…

Виктор заметил на столе перед воинствующим народным избранником развернутый номер точно такой же газеты. Он швырнул свою Шерстяку под нос.

— И что теперь, позволь узнать, собираешься делать?

Шерстяк уставился на него щелочками похмельных глаз, как будто только что обнаружил в своем кабинете, заулыбался во весь рот, указал пальцем на свободное кресло.

— Ви-тя! Садись, Витя!

— Спасибо. Но ты не ответил на мой вопрос.

— А? Что?

— Что с этим вот, — Виктор ткнул пальцем в фотографию на первой полосе газеты, где хозяин кабинета красноречиво «соединился» с салатом в компании полуобнаженной нимфетки, — собираешься делать, Алексей Романович? А?

— А ну их всех на… — Шерстяк отмахнулся от воображаемых «их». — Давай лучше выпьем, Витя!

— Ты уже свое выпил, сполна! Ты хоть понимаешь, что ты не только себя подставил?! — Виктор распалялся все больше. — Ты всех нас подставил!

— У-у-у! — зарычал Шерстяк и громыхнул кулаком по столу. — Мы им еще покажем, где раки зимуют! И где земля сибирская!

— Какие тут раки? Какая, к черту, земля? Алексей Романович, ты хоть предполагаешь, кто это мог сделать? — Виктор опять ткнул пальцем в газету.

— Бог предполагает, а человек… — Шерстяк запнулся, наморщил, копаясь в основательно подсевшей памяти, лоб. — А что делает человек, Витя?

— Кто мог сделать эти снимки? — настойчиво, уже не повышая голоса, повторил тот.

Первый раз он говорил со своим патроном и соратником в таких тонах. Первый раз почувствовал жгучее желание прибить его здесь же, в его собственном кабинете, на даче, похожей на дворец шейха.

Шерстяк пожевал губами, помычал, наконец выдал:

— Думаю, это та журналистка, мать ее за ногу. Больше некому было. Анютка на такое… — Он покрутил головой. — Кишка тонка.

— Какая еще журналистка?

— Шикарная такая, заграничная. Я не помню уже.

— И где ты ее подцепил?

— На вечеринке, в доме… Как его? — Шерстяк безнадежно махнул рукой. — Давай лучше выпьем! Плохо мне, Витя, ой как плохо…

— Ну а лицо ты хоть запомнил? — продолжал допытываться Виктор.

— He-а… уже не помню. Но она мне кого-то напомнила…

Чем больше говорил Шерстяк, тем больше в голову Виктора закрадывалось подозрение. Алексей Романович, потом Ольга, точнее, ее фирма. Ольга сказала ему, что Римма в Москве… Сначала он не поверил, это было похоже на пьяный бред. Но теперь… Значит, месть?! Римма мстит тем, кто испоганил в свое время ее жизнь. Тогда кто следующий на очереди? Он? Нет! Тысячу раз нет! Это не могла быть ЕГО Римма. Она на такое не способна. Это просто чудовищное совпадение.

Голос Шерстяка вернул его в кабинет.

— Я знаю, что я сделаю! — кричал тот, размахивая у себя перед носом пистолетом. — Я уйду с честью, как уходили офицеры! Голубая кровь! Лучшие сыны матушки-Расеи!

— Брось, Алексей Романович! — Виктор потянулся к нему, пытаясь отобрать оружие.

Шерстяк отвел руку с пистолетом назад, стрельнул в него своими опустошенными глазами-пуговками, почти прошептал:

— Нет, Витя! Не мешай. Только кровью можно смыть позор. Понимаешь?

Виктор нажал кнопку вызова охраны, вмонтированную в письменный стол. Два крепких парня появились, как джинны из бутылки.

— Отведите Алексея Романовича в спальню, — распорядился он.

У господина Шерстяка отобрали оружие и, подхватив под руки, поволокли к двери. Он что-то объяснял парням о превратностях судьбы, своей собственной и всей России. Ему согласно кивали. А Виктор почувствовал сильнейшее омерзение — и к Шерстяку, и где-то глубоко внутри к себе самому. Но Римма! Оставалась еще его Римма. Единственное светлое пятно в окружавшей его последние годы грязи. Он, правда, лично приложил руку, чтобы испачкать и его. И все равно ее необходимо найти, во что бы то ни стало.