Заполье. Книга вторая - [11]
27
Подымая на четвертый этаж очередную коробку книг, Иван задохнулся — как-то внезапно и муторно, без предупреждающей задышки. Вернее, была она, и он хотел только дотянуть до ближайшей площадки лестничной, чтобы передохнуть, но не дошел. Ноги мгновенно ослабли, и он сел, скорее даже сполз спиною по крашеной стенке на ступени, не в силах вздохнуть в очередной раз, еле удержав на коленях ставшую тяжеленной картонную коробку… нет, не удержал, зашелся в хрипе и уж больше не видел ничего.
И раз, и другой тряхнул его за плечо подымавшийся следом Карманов, прежде чем Базанов открыл глаза. Николай растерянно, почти испуганно глядел на него, бубнил:
— Нет, ты чего это?! Сказали же — сами стаскаем, а ты там разбирай, наверху… Ч-черт! Ведь уж было раз… Встанешь?
Встану, сказал он себе; и наконец хоть с болью какой-то, но вдохнул поглубже, поднялся на подрагивающих ногах. Второй раз это здесь, на лестничном пролете, хотя в первый-то просто одышка сильная, постоял — она и прошла; но ребята увидели, как он воздух хватал, окоротили было: «Нечего, вон и… бледный какой. Лучше стол накрой-приготовь…» Спустился сумку продуктовую взять, в углу кузова пристроенную, но ее уж, оказывается, подняли в «скворечник» — так вот сразу окрестили ребята, недолго думая, его новое жилье, иного словца не подберешь; и чтобы пустым, к стыду-то хозяйскому, не подыматься, прихватил чертову эту коробку, вроде б и не тяжелую… Закурился в эти месяцы, с разводом-переездом тем же замотался, что еще скажешь.
Было что — если не сказать, то подумать над чем, не впервые уже прихватывала одышка… уж не астматическое ли чего? Все берега этой амброзией, некогда карантинной, заросли, уже и на пустырях городских, на дорожных обочинах везде повылезла, пыльцою зеленой под осень пылить, астмой душит детишек и взрослых, аллергией. А карантинная служба порушена, само собой, лишена каких-либо средств реальных — зарастай, родима сторона… Сечовика послать к аграрникам, пусть повыяснит, цифирь выспросит, распишет, тут не экологические порухи уже, а, наоборот — одичанье земли, заодно на ней и людей, социума. Не то что кашлять — не расчихаемся потом…
Грузовик отпустили, наскоро растолкали вещи и коробки по углам квартирки однокомнатной, для житья пригодной пока, хотя ремонта основательного никак не миновать; и вокруг стола собрались — Слободинский, Ермолин и Николай с подопечным студентом своим, Степановым с физмата, умницей. Никак уж не на радостях собрались, все понимали, но с устатку-то можно, даже нужно.
— Ничего, обживешься…
Формула быта нашего, да и бытия, похоже, тоже. Вот только в чем обживаться — в пустоте своей, в позоре и разоре? Куда как хуже это, чем в запущенной старушечьей квартирке, и дыр не заткнуть, сквозняков, и жизни не перелицевать.
За новостароселье выпили, не бог весть какой кармановский тост, и когда Иван с кухоньки вернулся, еще пару банок вскрыв консервных, друзья-соратники уже спорили, о чем — он сразу и не понял.
— …не он один, а и Линдон Ларуш предрекает, чуть не кричит: пузыри финансовые спекулятивные, причем страшенные. Долговые, страховые-перестраховочные, еще эти… ипотечные. Яма, уже и теоретически не выбраться даже.
— И ты, конечно, думаешь, что они этого не просекают, — утвердительно усмехался, кивал Слободинский, — и алчность клятая им разум помутила. И дядя государственный, который Сэм, ничего-то не видит и не ведает…
— Давай без… Они и есть этот дядя. Алчность — она сама собой. Зачем заводят в яму — вот вопрос. Всю экономику мировую, реальную заводят в тупик, причем по нарастающей прогрессии, арифметической… — Ермолин даже спину выпрямил, что делал редко вообще-то, лишь когда значимость сказанного подчеркнуть хотел. — А это ж до небес пирамида, дутая… что там какие-то соросы, Мавроди, козявки всякие. Бреттон-Вуд торжествует тут, ростовщик мировой! И вор попросту, сверхпаразит: сколько центов стоит стодолларовую бумажку напечатать и какой процент прибыли получается? За нее, бумажку, ведь реальные ценности покупают. Кстати, из евро то же сделать хотят… Скупят все, а потом кинут — всех. Киданут.
— И себя, свое тоже? Ну, если «зелень» обрушат?
— Отнюдь не. Дураков там нема, а вот мошенников… Мировой хотят кризис, переворот устроить, не иначе. Всех опустить, заодно и долг гигантский миру списать с себя, а самим выбраться пораньше. Внутренний новый доллар ввести у себя, заранее приготовившись, уже и названье придумали ему — амеро. Обмен на него у себя, скажем, произвести. И вперед рвануть, пока остальной мир в дерьме барахтается, гораздо выше залезть, чем теперь, — над всеми и во всех отношениях.
— Во как ты размыслил… И кто ж эти злодеи?
— Отвечаю: фэрээс — как верхушка; слышал о такой? Федеральная резервная система, из частных банков в тринадцатом году созданная, которая долларовую зелень штампует. — Ермолин единственный был, кажется, кто сошелся скоро с Сечовиком, и они рылись-копались вместе в справочниках и прессе, разысканьями какими-то занимались, спорили и снова рылись. — Из частных, заметь, а не государственных. И теперь так запутали весь мир, так в бумажки пустые свои замотали-закатали, что уж без катастрофы не вырваться… Экономической и всякой. Тупик, и серой оттуда тянет весьма и весьма…
Автобиографический роман генерала Русской Императорской армии, атамана Всевеликого войска Донского Петра Николаевича Краснова «Ложь» (1936 г.), в котором он предрек свою судьбу и трагическую гибель!В хаосе революции белый генерал стал игрушкой в руках масонов, обманом был схвачен агентами НКВД и вывезен в Советскую страну для свершения жестокого показательного «правосудия»…Сразу после выхода в Париже роман «Ложь» был объявлен в СССР пропагандистским произведением и больше не издавался. Впервые выходит в России!
Краснов Петр Николаевич (1869–1947), профессиональный военный, прозаик, историк. За границей Краснов опубликовал много рассказов, мемуаров и историко-публицистических произведений.
Дневник Начальника конвоя Российской Императорской Миссии в Абиссинии в 1897-98 году.
Роман «С Ермаком на Сибирь» посвящен предыстории знаменитого похода, его причинам, а также самому героическому — без преувеличения! — деянию эпохи: открытию для России великого и богатейшего края.
Екатерининская эпоха привлекала и привлекает к себе внимание историков, романистов, художников. В ней особенно ярко и причудливо переплелись характерные черты восемнадцатого столетия – широкие государственные замыслы и фаворитизм, расцвет наук и искусств и придворные интриги. Это было время изуверств Салтычихи и подвигов Румянцева и Суворова, время буйной стихии Пугачёвщины…В том вошли произведения:Bс. H. Иванов – Императрица ФикеП. Н. Краснов – Екатерина ВеликаяЕ. А. Сапиас – Петровские дни.
Роман замечательного русского писателя-реалиста, видного деятеля Белого движения и казачьего генерала П.Н.Краснова основан на реальных событиях — прежде всего, на преступлении, имевшем место в Киеве в 1911 году и всколыхнувшем общественную жизнь всей России. Он имеет черты как политического детектива, так и «женского» любовно-психологического романа. Рисуя офицерскую среду и жизнь различных слоев общества, писатель глубиной безпощадного анализа причин и следствий происходящего, широтой охвата действительности превосходит более известные нам произведения популярных писателей конца XIX-начала ХХ вв.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Холодная, ледяная Земля будущего. Климатическая катастрофа заставила людей забыть о делении на расы и народы, ведь перед ними теперь стояла куда более глобальная задача: выжить любой ценой. Юнона – отпетая мошенница с печальным прошлым, зарабатывающая на жизнь продажей оружия. Филипп – эгоистичный детектив, страстно желающий получить повышение. Агата – младшая сестра Юноны, болезненная девочка, носящая в себе особенный ген и даже не подозревающая об этом… Всё меняется, когда во время непринужденной прогулки Агату дерзко похищают, а Юнону обвиняют в её убийстве. Комментарий Редакции: Однажды система перестанет заигрывать с гуманизмом и изобретет способ самоликвидации.
Эта книга о тех, чью профессию можно отнести к числу древнейших. Хранители огня, воды и священных рощ, дворцовые стражники, часовые и сторожа — все эти фигуры присутствуют на дороге Истории. У охранников всех времен общее одно — они всегда лишь только спутники, их место — быть рядом, их роль — хранить, оберегать и защищать нечто более существенное, значительное и ценное, чем они сами. Охранники не тут и не там… Они между двух миров — между властью и народом, рядом с властью, но только у ее дверей, а дальше путь заказан.
Шлёпик всегда был верным псом. Когда его товарищ-человек, майор Торкильдсен, умирает, Шлёпик и фру Торкильдсен остаются одни. Шлёпик оплакивает майора, утешаясь горами вкуснятины, а фру Торкильдсен – мегалитрами «драконовой воды». Прежде они относились друг к дружке с сомнением, но теперь быстро находят общий язык. И общую тему. Таковой неожиданно оказывается экспедиция Руаля Амундсена на Южный полюс, во главе которой, разумеется, стояли вовсе не люди, а отважные собаки, люди лишь присвоили себе их победу.
Новелла, написанная Алексеем Сальниковым специально для журнала «Искусство кино». Опубликована в выпуске № 11/12 2018 г.
Саманта – студентка претенциозного Университета Уоррена. Она предпочитает свое темное воображение обществу большинства людей и презирает однокурсниц – богатых и невыносимо кукольных девушек, называющих друг друга Зайками. Все меняется, когда она получает от них приглашение на вечеринку и необъяснимым образом не может отказаться. Саманта все глубже погружается в сладкий и зловещий мир Заек, и вот уже их тайны – ее тайны. «Зайка» – завораживающий и дерзкий роман о неравенстве и одиночестве, дружбе и желании, фантастической и ужасной силе воображения, о самой природе творчества.