Заплыв домой - [35]

Метафоры

Маделин Шеридан официально пригласила Изабель в Розовый дом. Вручила ей бокал хереса и предложила устраиваться поудобнее на маленьком неудобном диванчике. Сама Маделин села в кресло напротив жены-журналистки и потихоньку выудила из своего бокала с виски несколько длинных серебряных волосков. Ее глаза были мутными, как вода в бассейне, на которую Китти Финч жаловалась Юргену. Маделин уже не сомневалась, что постепенно теряет зрение, и это придало ей еще больше решимости помочь Изабель Джейкобс увидеть все в истинном свете. Помочь понять, что, когда тебе угрожают ножом, это очень серьезно; как ни странно, она тогда явственно ощутила резкую боль, полоснувшую ее по горлу, хотя Китти Финч даже не прикоснулась ножом к коже. Она говорила не как Маделин, пожилая соседка, а как доктор Шеридан. Сообщила, что уже позвонила матери Китти, и та приедет сюда в воскресенье, совсем рано утром. Миссис Финч приедет из аэропорта прямо на виллу и заберет дочь домой. Изабель сосредоточенно разглядывала свои босоножки.

— Кажется, Маделин, ты уверена, что она очень серьезно больна.

— Да. Конечно, она больна.

Каждый раз, когда Изабель говорила, Маделин Шеридан казалось, что она слушает диктора новостей. Маделин, считавшая своим долгом помочь эксцентричному семейству Джейкобсов увидеть вещи в их истинном свете, пребывала в полной боевой готовности.

— Жизнь надо строить, ее надо делать, а ей не хочется ничего делать. Ты же слышала, что сказала Нина.

Изабель отпила херес.

— Но, Маделин… это всего лишь стихотворение.

Доктор Шеридан вздохнула:

— У нее всегда были нелады с головой. Но какая красавица, да?

— Да, она очень красивая. — Изабель услышала собственный голос словно издалека. Голос прозвучал натянуто, и неловко, и даже как будто слегка испуганно.

— Позволь спросить, Изабель… зачем ты впустила в дом незнакомку?

Изабель пожала плечами, словно ответ был вполне очевиден.

— Ей было негде остановиться, а у нас много места. Больше, чем необходимо. В смысле, кому нужно пять ванных комнат, Маделин?

Маделин Шеридан смотрела на Изабель Джейкобс, словно пытаясь увидеть насквозь, но получалось только смазанное пятно. Ее губы беззвучно шевелились. Маделин говорила сама с собой по-французски, потому что вещи, о которых она размышляла, было бы затруднительно выразить на английском. Мысли тяжело бились о губы, точно о стену: Кы, Кы, Кы — будто она и вправду была одержима Китти Финч, которая по непонятным причинам совершенно очаровала Юргена и всех остальных и теперь беспрепятственно манипулировала людьми и плела интриги. Последние три недели Маделин наблюдала за семейством Джейкобсов с лучшего места в зрительном зале, со своего затененного балкона. Изабель Джейкобс сама подтолкнула Китти Финч в объятия своего несуразного мужа, но это был глупый, безрассудный риск, потому что она могла потерять дочь. Да. Если муж Изабель соблазнит сумасшедшую девочку, вернуться к прежней, нормальной жизни уже не получится. Изабель придется уйти от мужа. Нине Джейкобс придется выбрать кого-то одного из родителей, с кем она будет жить. Неужели Изабель не понимает, что ее дочка уже давно приспособилась к жизни без матери? Маделин Шеридан попыталась сомкнуть губы, потому что они выговаривали неприятные вещи. Она с трудом различала силуэт Изабель на диванчике. Шевелится, кладет ногу на ногу. Меняет ноги. На улице такое пекло, что в доме пришлось включить кондиционер. Древний агрегат гудел и стонал у нее над головой. Маделин чувствовала (хотя и не видела), что Изабель — сильная женщина. В медицинском институте Маделин повидала немало женщин, учившихся на кардиологов, гинекологов и онкологов, специализирующихся на раке костей. Потом они выходили замуж, рожали детей, и с ними что-то происходило. Их одолевала усталость. Всех до единой. Маделин Шеридан хотелось, чтобы эта яркая, ухоженная, загадочная женщина, сидящая в ее гостиной, потускнела бы, сгорбилась от утомления, сделалась уязвимой, проявила хотя бы какую-то слабость. Маделин хотелось, чтобы Изабель в ней нуждалась и, самое главное, чтобы она оценила, что кто-то пытается ей помочь.

Но вместо этого обманутая жена накрутила на палец прядь длинных черных волос и попросила подлить ей хереса. Почти кокетливо.

— Ты давно вышла на пенсию, Маделин? Я часто брала интервью у врачей, работавших в самых тяжелых условиях. Без инструментов, без света, иногда даже без медикаментов.

У Маделин Шеридан болело горло. Она наклонилась к женщине, которую пыталась сломить, сделала судорожный вдох и замерла в ожидании, когда придут слова: что-нибудь о работе до ухода на пенсию, о том, как непросто было убедить малообеспеченных пациентов бросить курить.

— Сегодня у меня день рождения.

Ей самой не понравилось, как прозвучал ее голос — тонко, почти умоляюще, — но теперь уже поздно что-то менять. Если бы можно было повернуть время вспять и сказать это снова, фраза вышла бы легкой, беспечной, с намеком на изумление, что она до сих пор жива. Кажется, Изабель искренне растерялась.

— Поздравляю! Знала бы — принесла шампанского.

— Да. Спасибо. — Маделин Шеридан вновь взяла тон заносчивой англичанки из состоятельного среднего класса. — Кто-то забрался в мой сад. Украл мои розы. И я, разумеется, знаю, что Китти Финч на меня очень зла.