Заплыв домой - [24]

Джо достал из кармана шелковый платок и зарылся в него лицом. Первые пуленепробиваемые жилеты делались из шелка. Шелк был словно вторая кожа. Именно то, что ему сейчас нужно. И что ему делать? Что ему делать с ее стихотворением? Он ей не лекарь. Она не ждала от него, чтобы он озарил ее светом. Может быть, надо сказать Изабель, что молодая женщина, которую она пригласила пожить на вилле, грозилась что-то с собой сделать?

Скоро он едет в Польшу. Выступит со своими стихами в старом дворце в Кракове. Его переводчик и гид расскажет ему о трамвайных маршрутах и блюдах в меню. Его отвезут отдохнуть в Татры, покажут деревянные дачи в лесу. Женщины в цветастых платках будут пасти гусей и приглашать его в дом, предлагая отведать сыры и варенья. Когда придет время лететь домой, таможенник в варшавском аэропорту спросит его, не вывозит ли он икру, и он ответит: «Зачем мне икра? Я вывожу из страны только свое маслянистое черное прошлое, и это прошлое принадлежит нам обоим. Вот как все было. Папа со мной попрощался и т. д. Мама со мной попрощалась и т. д. Они меня спрятали в темном лесу в Западной Польше и т. д.».

Кто-то похлопал его по плечу. К его немалому удивлению, Клод поставил на стол перед ним большой бокал с холодным пивом. С чего бы вдруг этот Мик Джаггер из Вильцершира проявил столько симпатии и заботы? Джо осушил полбокала одним жадным глотком. Потом взял двадцать франков, которые Китти оставила под блюдцем, и спрятал в нагрудный карман рубашки, пока Клод не прибрал их к рукам, чтобы отдать своему парикмахеру. Он придумает, как вернуть ей эти деньги. Через два дня она съедет. И все, слава богу, закончится. Он только-только приободрился, оставшись наедине с собой — он любил быть один, чтобы его никто не дергал, — но тут вдруг увидел на улице дочь. Она шла к кафе.

Нина держала в руках удочку и пластмассовое ведерко. О нет! Черт возьми, мысленно простонал Джо. Вот она, во всей красе. Моя дочь идет на рыбалку, накрасив глаза. И в огромных сережках в виде золотых обручей, которые будут цепляться за каждую ветку. Она пришла за ним, и теперь ему надо тащиться к реке. По жаре. Два километра. Он обещал.

Никто, кажется, не понимает, что ему пятьдесят семь. Ему придется спускаться к воде по крутому берегу и стараться не грохнуться на камнях. Без всякого энтузиазма он помахал дочери, и та потрясла удочкой над головой. Когда Нина подошла и присела к нему за столик, он схватил ее руку и крепко сжал:

— Мои поздравления. Твоя мама сказала, что у тебя наконец начались женские радости.

— Блин, заткнись.

Нина закатила глаза, потом, как зачарованная, уставилась на ведерко.

— Ладно, как скажешь. Может быть, ну ее, эту рыбалку? Посидим здесь, выпьем пива?

— Нет.

Джо прокашлялся:

— Э… у тебя есть все, что нужно… ну, для девушки, у которой только что начались?..

— Кажется, я попросила тебя заткнуться.

— Хорошо, хорошо.

— Где Китти?

— Она… э… куда-то ушла. Я не знаю.

Нина смотрела на папины волосы. В кои-то веки он причесался. Все-таки надо признать, он красивый мужчина, каким бы он ни был противным. И что бы он ни говорил, зачем-то он постарался прихорошиться для Китти.

— Тебе понравилось ее стихотворение?

Что он должен был ей ответить? Он опять сделал то, что умел лучше всего. Он соврал:

— Я еще не читал.

Нина ущипнула его за руку так сильно, как только могла.

— Она вся испереживалась из-за того, что ты прочтешь ее стихотворение. Ехала вся на нервах, чуть не разбила машину. Вместе со МНОЙ. Мы чуть не вылетели с обрыва на той горной дороге. Ей пришлось призвать все свое мужество, чтобы прийти на встречу с тобой. Ее всю ТРЯСЛО.

— О боже! — Джо надул щеки.

— Что за «о боже»? Я думала, ты не веришь в Бога.

Его дочь Нина сердито фыркнула и повернулась к нему спиной.

Он хлопнул рукой по столу с такой силой, что стол аж подпрыгнул.

— НИКОГДА больше не смей садиться в машину, когда за рулем Китти Финч. Ты меня поняла?

Нина вроде как поняла, но никак не могла уяснить, что именно ей надо понять. Китти так плохо водила машину или чего? Папа был в ярости.

— Меня бесят люди в ДЕПРЕССИИ. Это у них как работа. Единственное, к чему они прилагают усилия. Пестуют свою депрессию, носятся с нею как с писаной торбой. О боже, сегодня моя депрессия чувствует себя как нельзя лучше! О боже, сегодня я обнаружил еще один загадочный симптом, и еще один новый симптом будет завтра! Люди в ДЕПРЕССИИ ненавидят весь мир, бурлят желчью, а когда не страдают паническими атаками, то пишут стихи. ДЛЯ ЧЕГО они пишут стихи? Их депрессия — это самое ВАЖНОЕ, что у них есть. Их стихи — это угрозы. ВСЕГДА только угрозы. В их понимании нет никаких других чувств, равных по силе их собственной боли. Они ничего не дают миру, кроме своей депрессии. Просто еще одна коммунальная услуга. Как электричество, газ, вода и демократия. Без нее они просто не выживут. ГОСПОДИ, КАК ХОЧЕТСЯ ПИТЬ. ГДЕ КЛОД?

Клод выглянул на веранду. Он очень старался не рассмеяться, но поглядывал на Джо с некоторым уважением. На самом деле он даже подумывал, не спросить ли у Джо по секрету, не изыщет ли тот возможность как-то закрыть вопрос с кредитом Митчелла в кафе.