Заплачено кровью - [49]

- Это как понимать? Купаются? Ты их на разведку или искупаться послал? - зло спросил Гришин.

- Товарищ полковник, - позвал Гришина батальонный комиссар Жижин, председатель военного трибунала дивизии, - вас тут один военврач спрашивает, по делу...

- Что такое? - повернулся Гришин. "Опять автотранспорт для раненых?" подумал он.

Молодой военврач волновался так, что не знал, куда девать руки.

- Товарищ полковник, у меня раненые...

- Что вам, машину, медикаменты?

- Нет, не в этом дело. Раненые, но как и куда раненые...

- То есть?

Подошли к сидевшей на земле группе красноармейцев. Все встали, увидев полковника.

- Ранения почти у всех в руку, в кисть.

- Что-о? Самострельщики? Кто старший? Из какой части?

- Не из вашей, полковник, - смело ответил один из них.

- Это что, Шапошников? - чувствуя, как всего его охватывает гнев, тихо спросил Гришин.

- Переправились сегодня утром, выходят, сказали, из-за Днепра. Все были целые, сам с ними утром разговаривал...

- Ты это кого кашей прикармливаешь? Предателей? Петр Григорьевич! позвал Гришин начальника трибунала дивизии Жижина. - Разобрались?

- Разобрался, Иван Тихонович.

- Приговор? - считая глазами стоявших перед ним бойцов, процедил Гришин.

- Согласно законам военного времени...

- Мы не из вашей части! - испуганно крикнул кто-то из группы.

- А ты кому Присягу давал? Только своей части или Родине? За тебя кто-то будет воевать, а ты в тылу валяться, и потом героя из себя строить, что на фронте был? - вне себя от ярости закричал Гришин.

Шапошников, глядя на стоявших перед ним людей в красноармейской форме, уже не бойцов для него и Гришина, поникших, с виноватыми или смотревшими под ноги тупыми глазами, думал: "На что надеялись? Что если всей группой, то не расстреляют? Чему тогда учили их все эти двадцать с лишним лет советской власти?" И вспомнил, как сразу же после прорыва из окружения в полку был расстрелян политрук Старков из батареи Похлебаева за то, что заставил бойца Тихомирова поменяться с ним формой перед боем. Вчера расстреляли еще одного самострельщика, самого заставили выкопать могилу.

- Товарищ капитан, разведка прибыла, - услышал он тихий голос лейтенанта Тюкаева.

- Петр Григорьевич, приводите приговор в исполнение, - жестко сказал Гришин и повернулся к Шапошникову. - А теперь с твоей разведкой разберемся.

Отошли в сторону, поджидая идущего к ним молодцеватого сержанта.

- Товарищ полковник, разрешите обратиться к товарищу капитану, щеголевато козырнул сержант.

- Обращайтесь, - стараясь успокоиться, сказал Гришин.

- В лесу, в районе ориентиры два и три, обнаружено скопление пехоты противника до батальона, накапливаются для атаки. На подходе к лесу был обстрелян, но прополз левее и наблюдал. В лесу слышен шум машин, устанавливают минометы. Много автоматчиков.

- Да вы и не были в разведке, товарищ сержант, - стараясь говорить спокойнее, начал Гришин. - Вы в кустах просидели, я же вас всех в бинокль видел!

Сержант, быстро побледневший, еле сдерживая проступившие слезы обиды, чуть слышно проговорил:

- Как так? Я был в поиске, товарищ полковник. Это группа у меня оставалась на берегу. Я один...

- Гурьянов! - повернулся Гришин к инструктору политотдела дивизии, стоявшему за спиной.

- Товарищ полковник! - резко вмешался Шапошников. - Надо же разобраться!

- Ты что развел в полку? - сквозь зубы тихо спросил Гришин.

Он, не прощаясь, пошел к лошадям, на которых они приехали в полк.

Через минуту в кустах щелкнул пистолетный выстрел.

Шапошников, словно оглушенный, стоял, не в силах сдвинуться с места. "Что-то здесь не так, наверняка ошибка. Но зачем же так, с плеча рубить? Хороший парень, орден Красной Звезды за финскую..."

И ругал себя, что растерялся и не смог отстоять своего разведчика.

- Шапошников! - повернул Гришин коня. - Я еду в штаб корпуса на совещание. На всякий случай готовься к наступлению, - он хотел было ехать, но увидел, что к ним подходит какая-то колонна.

- Что за войско? - Гришин остановил коня.

От колонны отделились двое.

- Лейтенант Конаков.

- Младший лейтенант Тырышкин.

Гришин тоже представился, оглядел обоих с головы до ног. Лица у лейтенантов были черные от солнца и пыли.

- В Африке, что ли воевали? Откуда такие?

Сапоги у обоих были без каблуков, обмундирование оборвано и вывожено в земле настолько, что Гришин невольно улыбнулся:

- От границы ползком?

- Второй батальон четыреста сорок третьего стрелкового полка сто шестидесятой стрелковой дивизии, выходим из-под Чаус.

- А полк где?

- Не имеем связи с первого дня выгрузки, с тринадцатого. Выходим с боями.

- Где комбат?

- Погиб. Я принял командование. Командир девятой роты.

- Сколько у вас людей?

- С нами ровно девяносто.

- Все ваши?

- Нет, несколько летчиков, есть танкисты, артиллеристы без техники, но большинство наши.

Гришин прошел вдоль строя. Половина людей была без оружия, многие без сапог, а некоторые и без обмундирования. Вид их - в трусах и плащ-палатках на голое тело, вызывал и смех, и слезы.

- Ну что же, земляки, - начал говорить Гришин, - если попали ко мне в дивизию, то воевать будете здесь. Тем более, что где сейчас ваша, не знаю. Верю, что если вышли, а не по лесам прячетесь, то воевать будете хорошо. Кто без оружия - найти! Подсказывать не надо, где искать?