Записные книжки - [14]

Мирная жизнь таит в себе свои беды — в этом убеждает внимательное изучение истории народов, которые по стечению обстоятельств не участвовали в войнах. Так, эскимосы или обитавшие в лесах веды равно не знали войн, однако эта привилегия, судя по всему, не позволила им достигнуть высокой степени культуры.

* * *

Альтруистические поступки совершаются по эгоистическим мотивам. Никто не станет выступать против злоупотреблений, покуда не испытает их вред на собственной шкуре. Однако чтобы ваш голос был услышан, необходимо быть человеком влиятельным; беднякам же приходится сносить все безропотно.

* * *

Нравственные понятия нашего времени укоренились столь глубоко, что философ чувствует уверенность в себе лишь тогда, когда его выводы совпадают с общим мнением. Будь общее мнение иным, философа принудили бы принять его, причем доводами самыми вескими, доказательствами самыми неоспоримыми.

* * *

За целый век мало наберется людей, которых любая новая идея не приводила бы в ужас. К счастью для всех нас, новые идеи возникают очень редко.

* * *

Если вдруг какое-либо занятие начинает почитаться благороднее прочих, это происходит либо потому, что в данное время оно важнее всего — так часто случалось, например, с военным делом; либо же потому, что люди, предающиеся этому занятию — к примеру, люди искусства, — из тщеславия неустанно его прославляют. Человеческая доверчивость особенно ярко проявляется в том, что мы с готовностью усваиваем высокое мнение художников о себе самих. Любого писателя наверняка удивляло, с каким почтением его взгляды воспринимаются людьми, не менее сведущими в своей области, чем он в своей.

* * *

Если бы поступки и мысли людей имели хоть какой-то вес, роду человеческому не было бы прощения. Ведь с колыбели до могилы люди погрязают в низости, мелочности, тупости, подлости и бесстыдстве; в своем невежестве они становятся рабами то одного предрассудка, то другого; они нетерпимы, эгоистичны и жестоки.

Терпимость — то же равнодушие, только под другим именем.

* * *

Почти два года я целиком посвятил поискам некой закономерности, поискам смысла, назначения и цели жизни, и лишь теперь мне слегка приоткрывается то, что я готов принять за истину. Мало-помалу на все эти вопросы у меня начинают складываться ответы, пока, правда, очень неотчетливые. Я накопил массу фактов, идей, впечатлений, но еще не могу выстроить их в определенном порядке.

* * *

Представления о том, что правильно, а что неправильно, порождаются жизненными потребностями.

* * *

Те идеалы, которые с детства внушаются молодому человеку, те сказки и мечты, которые питают его ум, делают его непригодным для взрослой жизни; в итоге он отчаянно несчастлив, пока его иллюзии не рассыплются в прах. А вина за все эти бессмысленные страдания лежит на полуобразованных близких — на матери, няньке, учителях, — окружавших его любовью и заботой.

* * *

Отношения между полами зависят от внешних обстоятельств. Война, несущая массовую гибель мужчин, порождает многоженство; на бесплодных землях возникает многомужество. Теперь, когда население земли так сильно выросло, а зарабатывать на жизнь и растить детей стало гораздо труднее, чем раньше, проституция, естественно, расцветет пышным цветом. Для молодого человека женитьба — слишком большая роскошь, а сексуальное удовлетворение необходимо. Что же произойдет с женщинами?

Проституцию неизбежно придется узаконить и негласно признать. Целомудрие женщины до брака уже не будет считаться столь уж важным.

Относительно проституции я ошибся, но относительно целомудрия оказался прав.

Отчего же не следует развивать свои ощущения? Ведь удовольствие получают через эти ощущения, пусть и не всегда к ним осознанно стремясь. Необходимо лишь учитывать возможные последствия. И если Спенсер утверждает, что потакать своей жажде ощущений грешно, то в этом сказывается его воспитание уэслианскими методистами, под влиянием которого он находился всю жизнь. Впрочем, Спенсер открыто одобряет стремление к эстетическим наслаждениям, получаемым, к примеру, в путешествиях.

* * *

Людьми можно управлять только с помощью безапелляционных утверждений. Вот почему вождями становятся не философы, а люди с неколебимыми взглядами, предрассудками и пристрастиями. Философы же утешаются мыслью, что у них нет ни малейшего желания вести за собой подлую чернь.

* * *

Только слабовольные с готовностью усваивают общие нравственные нормы; люди волевые вырабатывают свои собственные принципы.

* * *

Капри. Брожу в одиночестве, без конца задаваясь все теми же вопросами: в чем смысл жизни? Есть ли у нее назначение и цель? Существует ли на самом деле нравственность? Как следует вести себя в жизни? Чем руководствоваться? Есть ли преимущества у одного пути перед другим? И еще сотней подобных вопросов. Однажды я карабкался по скалам и валунам к вершине горы позади виллы. Надо мною синело небо, вокруг простиралось море. Вдали, подернутый дымкой, темнел Везувий. Отчетливо помню бурую землю, растрепанные оливы, там и сям возвышавшиеся сосны. И вдруг я в смятении остановился, голова шла кругом от переполнявших ее мыслей. Но я не мог в них разобраться: мысли путались, сплетаясь в тугой узел. В отчаянии я воскликнул: «Ничего не понимаю! Ничего! Ничего!»