Записная книжка - [3]

А капральская палка, всем ненавистная и втайне презираемая даже многими из тех, кто ею орудует, продолжает, «за отсутствием конкурренции», висеть над народом, выбивая из него разум, совесть, честь, здоровье, не говоря уже о достатке. И, как показывают «признания», успела уже и иноземных соседей уверить, будто она, капральская палка, и есть подлинная воля русскаго народа.

Что было опять таки нетрудно, потому что, во первых, 99 процентов европейских соседей на подлинную волю русскаго народа – в высокой степени наплевать, абы вывезти из России нефть, уголь и пшеницу. А, во вторых, и остальной процент, хотя и почитывает «Достойевски» и «Леон Толстои», одержим сомнением:

– Чорт их знает, этих русских… мистическия «славянския души»! Может быть, они, в самом деле, так устроены, что любят, чтобы их палкой обрабатывали? У Ивана Грознаго была палка с железным наконечником, которым он им в ноги тыкал… любили! Петр Великий дубинкой им ребра ломал… любили!.. У Герберштейна есть анекдот о злополучном немце, женатом на русской боярышне, как он, чтобы доказать жене, что любит, должен был ежедневно колотить ее, пока не забил на смерть… Чорт их знает, эти дикия славянския души!

* * *

В. М. Чернову ставят в вину, что он не дал себя застрелить на председательском посту. Это я нахожу чрезмерною претензией. Никто не обязан иметь аппетит к самоубийству. Нельзя требовать от Чернова, чтобы он был Калединым. La plus belle fille de monde ne peut donner que ce qu'elle a. Сверх того, в своей самозащиты от «легенды», В. М. Чернов намекнул, что его ожидали историческия задачи. И это тоже достаточный резон. Живому о живом и думать. Макбет, хотя был человек души военной, а не статский, как В. М. Чернов, однако и он, очутившись в положении хуже черновскаго (прежде сказали бы: «губернаторскаго»), разсуждал:

   Why should I play the Roman fool, and die

On mine own sword? whiles I see lives, the gashes

Do better upon them.

(Зачем я стану разыгрывать роль полоумнаго римлянина и бросаться на свой собственный меч? Покуда я вижу пред собой живых (врагов), лучше я буду их ранить).

Правда, что вслед за таким резонным решением, Макбет был немедленно убит Макдуфом. Но, ведь, Макдуфф, специально на тот случай, не был «рожден женщиной», а вырезан из материнскаго чрева. В биографии матроса Железняка едва ли значится что-либо подобное. Скорее допустимо задуматься над сомнением, не сам ли малый беременным «брюхо вспарывал». Однофамилец его некогда забавлялся этим спортом в Умани, лет полтораста тому назад.

Я, правду сказать, удивляюсь не тому, что В. М. Чернов ушел по приказу матроса Железняка, а тому, что матрос Железняк имел возможность, после своей дерзости, спокойно уйти из группы заседания, которое, как никак, называло и почитало себя Учредительным Собранием. И председатель его, в это время и в этом месте, – был persona sacrosaneta. Посягателсьтво матросской лапы на плечо председателя Учредительного Собрания, кто бы он ни был, – чудовищнейшее оскорбление общественности, какое вообразить можно. Собственно говоря, это было символом прекращения не только В. М. Чернова и «Учредилки», но и русской демократии. Уж именно из чрева матери выдрали ее, недоноском, матросския лапы. Хватил Железняк младенца головкой об угол председательскаго стола и ушел, как ни в чем не бывал, посвистывая.

Но тут уж не В. М. Чернова вина, но тех, коими он председательствовал. Чернов легко мог растеряться от исключительно безобразной неожиданности. Я не знаю степени мужества В. М. Чернова, но знаю, что и храбрейшие люди «изумлены бывают» до бездейственнаго остолбенения, нарываясь на сверх-свинство, не предвиденное даже самою враждебною оценкою свиных способностей противника. Но окружающие то, присутствующие то куда же смотрели? Прозевали неприкосовенность председателя, прозевали заседание, прозевали момент спасти свою «Учредилку», прозевали на долго, жестоко ушибленную, демократию. Погибнуть то она не погибла, ожить то она оживет, но когда? как? Quibus auxiliis?

* * *

О чем В. М. Чернову не лишнее было бы попросить своих сторонников и защитников, это, – чтобы, когда они о нем пишут, что хоть немного думали о том, что пишут.

А то – «не угодно ль этот финик вам принять»?

«Можно как угодно относиться к личности В. М. Чернова; можно по разному расценивать его политические взгляды и тактику; и можно считать весьма неудачным выбор его председателем, само его председательствование – не сделал подобающаго случаю жеста, не сказал исторических слов (я надеюсь когда-нибудь вернуться к этой теме), – но упрекнуть Чернова в недостатке мужества… Достаточно припомнить его рокамболевское появление, произнесение речи и исчезновение с собрания в Московской консерватории в разгар террора в 1920 г., чтобы по достоинству оценить свидетельство именно по данному вопросу Огановскаго против Чернова.»

«Можно как угодно относиться к личности»… «Рокамболевское появление»… «Исчезновение» Бедный Чернов! Не поздоровится от таких похвал! И этакие аттестаты преподносит защищаемому защитник?! Ну, знаете, видно, что уж именно «можно как угодно относиться к личности В. М. Чернова»! Чернова многие в сем подлунном мире не весьма одобряют, и я сам отнюдь не принадлежу к числу его поклонников. Но, все-таки, сколько помню, никто еще, в полемике, не сравнивал его с Рокамболем: в романе Понсон дю Террайля, сперва архи-жуликом, потом, раскаявшимся сыщиком-добровольцем. Этот приятель из породы услужливых медведей постарался: «хвать друга камнем в лоб!»