Записки звездочёта Сириуса - [8]

— Нам надо уходить, Ник, — тихо сказал отец. — Но и тебе здесь тоже оставаться нельзя. Иди в город. Адрес моего брата помнишь?

Ник кивнул и проглотил комок в горле.

— Возьми меня с собой.

— Нет, — ответил отец. — Нас ждёт опасная жизнь… Я хочу быть спокойным за тебя. Обещай, что ты сделаешь всё, как я сказал.

Ник снова кивнул и уткнулся носом в холодную пряжку отцовского ремня.

— Я тебя найду, слышишь? — сказал отец. — Найду… Ты только жди.

Парни с карабинами подошли к Дождю.

— Мы проворонили трактирщика, он умчался к сеньору. Уже пора. Надо уходить.

Далеко на холме появились две жёлтые точки — фары машины. Они то скрывались за деревьями, то вновь вспыхивали, как кошачьи глаза.

— Скажут тоже, — невозмутимо ответил Дождь, не отрывая глаз от секундной стрелки своих массивных часов. — Я занят. Я не могу! — И капризно повторил: — Не могу, не могу! Я хозяин своему слову. И если я сказал, что эта жердь в очках просидит в луже не меньше часу, — значит, так и будет!

— Он и без тебя посидит, — невольно засмеялись парни. — Ещё несколько минут — и будет поздно. Мы не успеем скрыться.

— Это вы не успеете, — хмыкнул Дождь. — А я успею. Идите, идите.

Ник долго смотрел вслед трём фигурам с карабинами, чётко выделяющимся на фоне затухающего неба, пока они не растаяли в темноте.

— Убежали, да? Скрылись, да? — запричитал чиновник. — От нас не скроешься! — И снова тоненько заголосил: — Отдайте брю-у-ки!

Седой старик положил руку на плечо Нику и сказал:

— Так надо, малыш. В джунглях они будут в безопасности. Чиновник обязательно донёс бы на них. Уж он-то запомнил, кто разоружил охрану и посадил его в лужу. Да и Выпей Тут, чтоб ему пусто было, всё видел!.. Но ты не бойся, их не найдут. Никто не знает джунгли лучше, чем твой отец! Старик закашлялся. — Сам ты тоже поскорей уходи, а не то, не ровен час, схватят тебя как заложника. А за нас не волнуйся. Нам за чиновника ничего не будет. Мы его и пальцем не тронули. Спеши, сынок.

— Мы уйдём вместе с Дождём, — сказал Ник. — Он обещал проводить меня до столицы. К моему дяде.

Внезапно послышался приближающийся шум мотора.

Шум нарастал. Ближе, ближе… И вот из-за поворота выскользнула длинная машина. Лучи выхватили из полумрака стволы пальм, затем замершую в тревожном ожидании толпу, пробежали по стенам харчевни и застыли на луже, в которой сидел чиновник в очках.

Машина остановилась, пронзительно вскрикнули тормоза.

— Караул! На помощь!! Спасите!!!

Чиновник завопил так истошно, что свинья, дотоле невозмутимо воспринимавшая его причитания, вдруг завизжала. Со звуком пушечного выстрела она вырвалась из сковывающей её грязи и, ошалев от слепящего света, с рёвом бросилась на машину.

— Назад! Не сме-е-ей! — раздался из машины хриплый голос сеньора Буль Буреса.

Но было поздно. Свинья, как мощный таран, врезалась в радиатор. Удар! И свинья, и машина, словно резиновые, отлетели друг от друга. От сотрясения открылась дверца, и на дорогу выпал трактирщик Выпей Тут.

— Я ни при чём, я ни при чём, — забубнил он и снова юркнул в машину, но тут же от мощного толчка вылетел обратно: из машины вылез Буль Бурес с ручным пулемётом в руках, а следом за ним — трое надсмотрщиков с карабинами и Пень Колодус с большой ракетницей.

Толпа бросилась прочь.

— Стой! Стой! — Буль Бурес и надсмотрщики помчались наперерез.

Один только Дождь остался на месте. Он по-прежнему невозмутимо смотрел на часы и время от времени подливал в лужу воду.

Ник высунулся из-за угла кофейни.

— Дождь, нам пора. Бежим!

— Ещё немного, и я готов, — последовал спокойный ответ.

Выпей Тут, опасливо косясь на него, шмыгнул на веранду и принялся развязывать карабинеров, туго спелёнутых бельевыми верёвками.

Перед Дождём вырос Пень Колодус и навёл на него ракетницу:

— Кто такой? Такой — кто? Нет, ты какой-то не такой. А ну, признавайся!

— Пятьдесят пять, пятьдесят четыре… — продолжал считать Дождь, внимательно следя за секундной стрелкой и не обращая на него ни малейшего внимания.

— Я тебя спрашиваю! — побагровел Пень Колодус.

— Пятьдесят, сорок девять, сорок восемь…

— Я кому говорю?! — свирепо раздул усы Пень Колодус и взвёл курок раздался сухой щелчок, как будто раскололи грецкий орех.

— Тридцать шесть, тридцать пять…

— Ты меня слышишь или ты меня не слышишь? — чуть не плача вскричал Пень Колодус, размахивая ракетницей.

— Двадцать восемь, двадцать семь… Отодвиньтесь, пожалуйста, вы мне мешаете! Пятнадцать, четырнадцать, тринадцать…

Пень Колодус чуть не зарыдал. Он почувствовал себя беспомощным и одиноким. Весь его напор разбивался о невозмутимость этого коротышки в красном колпаке, которого, казалось, можно убить щелчком. Ему даже стало жалко себя. «Разве мне доставляет удовольствие бегать по ночам с этим идиотским пистолетом?» — подумал Пень Колодус. Дело в том, что он страшно боялся огнестрельного оружия. Это случилось после того, как он однажды во сне машинально нажал на курок револьвера, лежавшего под подушкой, и прострелил себе ухо. Хоть серьгу носи!

Надсмотрщикам удалось подогнать к харчевне лишь несколько дряхлых стариков. Все остальные жители скрылись в дремучих зарослях сахарного тростника и там затаились, выжидая, когда улягутся страсти.