Записки военнопленного - [8]

Остановив движение колонны, инспектор, сверяясь с бумагами, назвал фамилии заключённых и номера корпусов, куда они должны пройти для распределения по камерам. Мне досталась семёрка. По узкой металлической лестнице я поднялся до корпуса с закреплённой на локальной решётке подобно дорожному знаку цифре 7. Вход на корпус находился на третьей галерее, рядом с входом стояла корпусная (наполовину застеклённый квадратный деревянный ларёк) — место постоянной дислокации сотрудников на корпусе. Очередной стакан для зэков — большая стальная клетка — уместно смотрелся бы и в зоопарке.

Скоро я услышал свою фамилию. Её произнёс вышедший из корпусной полноватый парень лет двадцати восьми с погонами старшего лейтенанта и нашивкой министерства юстиции на новеньком камуфляже. Это был крестовский оперативник Дмитрий Стебенёв в дальнейшем ещё около года проводивший мою разработку в стенах СИЗО № 1. Хотя ранее мы никогда не встречались, он встретил меня как старого, но не очень доброго знакомого, с первых слов показал большую осведомлённость об обстоятельствах уголовного дела и моей роли в скинхэд-движении. Он же открыл свой источник информации, сказал, что день назад встречался с оперативником 18 «антиэкстремистского» отдела управления по борьбе с организованной преступностью Георгием Владимировичем Бойко бывшим моим злым демоном-преследователем в течение многих лет; о нём я неизбежно должен буду ещё не раз написать ниже. В конце ни к чему не обязывающего разговора Стебенёв сообщил мне номер камеры, куда я должен сейчас проследовать и откровенно улыбнулся. Я хорошо помнил, как начальник 18 отдела УБОП угрожал мне в случае ареста камерой с кавказцами и ничуть не сомневался в реальности его угроз. Однако особого страха я почему-то не почувствовал и спокойно собирался принять все уготованные мне государственной системой испытания.

Инспектор открыл дверь камеры 758, и я вошёл вовнутрь. На нижней полке трёхъярусной кровати сидели два здоровенных смуглых кавказца, на верхах я увидел ещё несколько нерусских лиц.

Кресты: 758

Вот уже почти месяц как я живу в камере 758. Стоит священный месяц рамадан и оказавшиеся верными мусульманами кавказцы (на деле один из сокамерников выходец из Таджикистана, другие — уроженцы Северного Кавказа) в течение каждого дня (пока солнце стоит над землёй) постятся, ничего не едят, а когда на город опускается ночь, быстро покидают свои спальные места и торопливо утоляют голод. Занимающий неофициальное положение старшего камеры ингуш Ахмед вечерами надевает смешную, наподобие турецкой, но только чёрного цвета шапочку с кистью, торжественно достаёт из висящего на решётке у окна пакета Коран, берёт его в левую руку, и правой рукой перебирая молитвенные чётки, с явным трепетом в голосе читает по-русски и вслух священные суры главной книги ислама. Ахмед говорит, что истинные последователи пророка (благословенно имя его!) в месяц рамадан должны ежедневно не менее часа читать Коран и вообще стараться вести как можно более праведный образ жизни. Поэтому ранее курившие Кабардинец и таджик перед рамаданом решили отказаться от этой дурной привычки. А когда я в передаче получил два килограмма сделанной из свинины колбасы, утомлённые постом правоверные даже старались на неё и не смотреть.

В общем, кавказцы оказались не такими уж и плохими ребятами, я был жив, здоров и не ощущал чрезмерных неудобств от соседства с выходцами с Юга. Как только всё я зашёл в камеру, Ахмед спросил, по какой статье меня обвиняют, и я честно ответил ему, что арестован по обвинению в совершении преступлений по мотивам межнациональной вражды. По-видимому, глядя на меня — простого паренька невзрачного вида (чем более одиозным становился мой имидж, тем менее примечательной становилась моя внешность), он — здоровенный 35-летний борец-горец никогда не пробовавший ни наркотиков, ни алкоголя, ни сигарет, отец пятерых (!) дочерей, уже три года находящийся в тюрьме по обвинению в двойном убийстве, посчитал меня за не заслуживающего серьёзного внимания хулигана. Больше меня ни о чём не спрашивали. — Согласно старым тюремным понятиям расспрашивать сокамерников об обстоятельствах дел не принято и достаточно узнать по какой статье выдвинуто обвинение. Негласное правило продиктовано соображениями безопасности, ведь в камере может оказаться «сливающий» операм информацию «стукач». — Когда же спустя несколько дней сообщили о моём аресте и с тех пор начали периодически упоминать о «Шульц 88» в сводках новостей и в криминальной хронике, кавказцы были шокированы. Высокий крепко сложенный молодой Таджик, приехавший в Питер из Екатеринбурга, бывало, жаловался на тамошних скинхэдов разбивших ему голову и сделавших инвалидом (ночами его мучила жестокая мигрень, а на месте удар арматурой по черепной коробке образовалась вмятина), однако никаких претензий лично ко мне не высказывал.

Одной из причин внешне толерантного отношения кавказцев к «заезжему скинхэду», как я со временем понял, был страх перед администрацией и провокациями. Покинувшие в поисках заработка родные места кавказцы в городах России слишком часто сталкиваются с произволом правоохранительных органов. Не имея регистрации и разрешения на работу, они подвергаются бесконечным поборам, обманам и унижениям и даже получив с большим трудом официальный статус трудового иммигранта, в любой момент могут быть задержаны без объяснения причин, например по подозрению в причастности к исламистскому террористическому подполью. В результате обычный иммигрант, в том случае, конечно, если он не является профессиональным преступником, а таких в камере 758 не было, впитывает в черты своего характера балансирующую на грани со страхом осторожную подозрительность перед властями, ещё больше усиливающуюся, если он попадет в места лишения свободы.