Записки военного врача - [2]

Шрифт
Интервал

Это «кратенько, в двух словах» продолжалось минут десять. Потом со студентами и женщинами из соседних домов я пошел прокаливать кровати.

В самый разгар работы что-то случилось с моей паяльной лампой. Она перестала действовать. Многие смотрели, крутили, вертели, но безуспешно.

— Спуститесь во двор, — посоветовал мне кто-то, — там есть слесарь, кажется Голубев.

Голубевым оказался тот самый человек, которого я встретил недавно около госпиталя с кипой книг.

— Тебе что? — грубовато спросил он.

— Да вот… лампа…

— Дай-ка сюда, посмотрим…

Через пять минут все было в порядке.

— Лучше прежнего будет работать. Ручаюсь! — сказал Голубев.

— Вы кем здесь?

— Дворником. Голубев моя фамилия. Семен Ильич. А зовут попросту — Семеныч. Здесь и живу. А тебе как фамилия? Чего будешь делать?

— Грачев. Доктор Грачев…

— Ну вот, значит, будем знакомы…

Ровно в восемнадцать ноль-ноль я отправился докладывать Ягунову о выполнении приказа. Я долго блуждал по бесконечным коридорам трехэтажного здания, пока не выяснил, что начальник в кабинете бывшей поликлиники университета.

К кабинету с надписью «Невропатолог» путь мне преградил сухощавый, подвижной брюнет, на вид лет сорока пяти.

Тщательно выбритое лицо, безупречно отглаженная гимнастерка, новый ремень, подчеркнутая выправка — все это придавало ему некоторую щеголеватость.

— Начальника госпиталя? А вы кто?

— Ординатор пятого медицинского отделения Грачев.

— Савицкий, Петр Устинович, — представился брюнет. — Секретарь начальника. Проходите… — Он резко закашлялся.

— Простудились?

— Нет. Пневмоторакс. Поддуваюсь…

У Ягунова сидел комиссар Луканин. Начальник выслушал мой рапорт о прокаливании кроватей, кивнул и неожиданно просто, как-то по-домашнему, произнес:

— Садитесь. Вам полезно послушать наш разговор. Значит, так, Федор Георгиевич, Голубева надо иметь в виду, знаю его. Он мужичонка по-житейски хитроватый, хозяйственный. Такие — всё в дом. Что у нас дальше?..

— В первую очередь — кадры, всё будет зависеть от людей… — Луканин говорил спокойно, чуть глуховатым голосом, не торопясь, будто прислушиваясь к своим словам. Ягунов, наоборот, говорил быстро, порывисто, короткими фразами, жестикулируя.

Начальник и комиссар решали уравнение со многими неизвестными. Внимательно слушая их, я начал понимать, что значит создать за несколько дней большой госпиталь. Койки, тумбочки, хирургический инструмент, миски, ложки, чашки, котлы, кипятильники и сотни разных мелочей. Как все это достать и разместить?

— Да-а, — Ягунов склонился над планом здания. — Госпиталь у нас будет большой. В первом этаже — подсобные службы. Во втором и третьем — раненые. Библиотека нужна. Клуб. Музыкальные инструменты…

— С музыкой подождем, — тихо возразил Луканин. — Начнем с кроватей для раненых…

В дверях появился Савицкий:

— К вам, товарищ комиссар, двое из университета, а секретарь райсовета — к начальнику.

В кабинет вошли мужчина и женщина. Отрекомендовались: секретарь парткома университета Леуский и секретарь комитета комсомола Храпунова, студентка пятого курса истфака. Они обещали сегодня перенести из общежитий сто кроватей.

— Для переноски выделено пятьдесят студентов…

Вошел секретарь исполкома Василеостровского райсовета Кривитский. Он сообщил, что райсовет доставит завтра сто пятьдесят кроватей.

— А нельзя ли, дорогие товарищи, округлить? — спросил Ягунов.

— Двести? — Кривитский задумался. — Округлим!

И опять Савицкий:

— Две женщины. Из университета. Очень просят принять.

Когда женщины приблизились к столу, я понял — одна из них слепая.

— Аспирант географического факультета, — тихо сказала слепая. — Золотницкая Розалия Львовна. Могу быть полезна в госпитале.

— Вы сможете вести лекционную работу для раненых? — спросил Луканин.

— Благодарю!

— А я сестра Золотницкой, — сказала вторая. — И тоже прошу принять на работу. Студентка института иностранных языков. Донор.

— Вы справитесь с обязанностями сестры-хозяйки в приемном покое госпиталя? — Ягунов вопросительно посмотрел на студентку.

— Постараюсь!

Женщин сменил начальник медицинской части. Профессор Долин пространно, неторопливо докладывал, сколько прибыло врачей и сестер, откуда они, их стаж, специальность…

А Ягунов в это время то говорил по телефону, то перебирал какие-то бумаги на столе. На его лице заметно раздражение многословием начмеда. И он слушал Долина как бы вполуха.

Наконец Ягунов нажал звонок на столе.

— Мельника ко мне! — буркнул он вошедшему Савицкому.

Через несколько минут на пороге стоял высокий, костистый мужчина.

— Вы меня звали?

— Не звал, а приказал явиться! — уточнил Ягунов. — Как с посудой?

— Бегаю по всему городу!

— Ну и что же?

— Голова кругом идет, — уклончиво ответил Мельник. — Феноменальные трудности! Ведь столько всего надо! Я думаю…

— Потрясающий результат! — прервал Ягунов. Его усы бабочкой вздернулись вверх. — Всё?

Мельник молчал.

— Если не ошибаюсь, до войны вы работали фотографом?

— Фоторепортером газеты.

— Это и видно! — вскочил, побагровев, Ягунов. Он был в гневе. Взгляд серых, слегка навыкате глаз сверлил Мельника. Черты округлого лица стали острее, резче. Человек стал совершенно иным. Перевоплощение произошло мгновенно.


Рекомендуем почитать
«Еврейское слово»: колонки

Скрижали Завета сообщают о многом. Не сообщают о том, что Исайя Берлин в Фонтанном дому имел беседу с Анной Андреевной. Также не сообщают: Сэлинджер был аутистом. Нам бы так – «прочь этот мир». И башмаком о трибуну Никита Сергеевич стукал не напрасно – ведь душа болит. Вот и дошли до главного – болит душа. Болеет, следовательно, вырастает душа. Не сказать метастазами, но через Еврейское слово, сказанное Найманом, питерским евреем, московским выкрестом, космополитом, чем не Скрижали этого времени. Иных не написано.


Градостроители

"Тихо и мирно протекала послевоенная жизнь в далеком от столичных и промышленных центров провинциальном городке. Бийску в 1953-м исполнилось 244 года и будущее его, казалось, предопределено второстепенной ролью подобных ему сибирских поселений. Но именно этот год, известный в истории как год смерти великого вождя, стал для города переломным в его судьбе. 13 июня 1953 года ЦК КПСС и Совет Министров СССР приняли решение о создании в системе министерства строительства металлургических и химических предприятий строительно-монтажного треста № 122 и возложили на него строительство предприятий военно-промышленного комплекса.


Воспоминание об эвакуации во время Второй мировой войны

В период войны в создавшихся условиях всеобщей разрухи шла каждодневная борьба хрупких женщин за жизнь детей — будущего страны. В книге приведены воспоминания матери трех малолетних детей, сумевшей вывести их из подверженного бомбардировкам города Фролово в тыл и через многие трудности довести до послевоенного благополучного времени. Пусть рассказ об этих подлинных событиях будет своего рода данью памяти об аналогичном неимоверно тяжком труде множества безвестных матерей.


Город, которого нет

Первая часть этой книги была опубликована в сборнике «Красное и белое». На литературном конкурсе «Арсис-2015» имени В. А. Рождественского, который прошёл в Тихвине в октябре 2015 года, очерк «Город, которого нет» признан лучшим в номинации «Публицистика». В книге публикуются также небольшой очерк о современном Тихвине: «Город, который есть» и подборка стихов «Город моей судьбы». Книга иллюстрирована фотографиями дореволюционного и современного периодов из личного архива автора.


Старорежимный чиновник. Из личных воспоминаний от школы до эмиграции. 1874-1920 гг.

Мемуары Владимира Федоровича Романова представляют собой счастливый пример воспоминаний деятеля из «второго эшелона» государственной элиты Российской империи рубежа XIX–XX вв. Воздерживаясь от пафоса и полемичности, свойственных воспоминаниям крупных государственных деятелей (С. Ю. Витте, В. Н. Коковцова, П. Н. Милюкова и др.), автор подробно, объективно и не без литературного таланта описывает события, современником и очевидцем которых он был на протяжении почти полувека, с 1874 по 1920 г., во время учебы в гимназии и университете в Киеве, службы в центральных учреждениях Министерства внутренних дел, ведомств путей сообщения и землеустройства в Петербурге, работы в Красном Кресте в Первую мировую войну, пребывания на Украине во время Гражданской войны до отъезда в эмиграцию.


Фернандель. Мастера зарубежного киноискусства

Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.