Записки военного врача - [4]

Медицинские работники, находившиеся рядом с воинами передовых частей Красной Армии, сражавшимися против фашистских захватчиков и героически защищавшими свободу и независимость советских людей, социалистического отечества, брали с них пример и так же самоотверженно старались выполнить свой долг, спасая раненых. Они вели в беспримерных масштабах неустанную, всестороннюю борьбу со смертью, витавшей на полях сражений. Врачи еще только приобретали опыт работы во фронтовой обстановке, а она была весьма неблагоприятна для налаживания медицинской службы. Первичная хирургическая обработка и все прочее, необходимое при тяжелых ранениях, требуют, по давним представлениям, госпитальной обстановки, возможной лишь в тылах. Однако летом сорок первого действительность неоднократно вынуждала нас отступать от таких канонов, затверженных на институтской скамье, и во имя спасения людей, активной защиты бойцов от смерти незамедлительно осуществлять хирургическое вмешательство и в медицинской палатке, и в полуразрушенном доме под обстрелом врага.

В пристанционном поселке, на окраине которого гремел затянувшийся бой, мне пришлось жарким июньским днем сделать четыре ампутации — другой меры для спасения четырех человек, увы, не имелось. Раненые перенесли операцию вполне благополучно, что подтвердило, как я узнал позже, дальнейшее лечение (одного из этих моих пациентов я случайно встретил после войны). Но тогда нужно было еще обеспечить им возможность такого лечения. И вот назавтра, чуть свет, подвезли их к железнодорожной станции и уложили вместе с другими ранеными, подвергнутыми хирургической обработке, в так называемую санитарную летучку, состоявшую из ряда товарных вагонов с нарами. Сопровождаемая медицинскими сестрами, она вскоре отбыла в тыл к ближайшему госпиталю.

Оставлять раненых, тем более перенесших тяжелую операцию, в неблагоустроенном помещении медсанбата, куда меня за это время перевели, никак нельзя было. Поблизости вели огонь наши орудия. Им отвечала вражеская артиллерия. Рядом догорал и рушился большой дом. Дым от этого пожара тянулся в нашу операционную, к лежавшим раненым. Словом, все шло к тому, что пора было вновь сниматься с места. Так уж складывалась обстановка, что на Юго-Западном фронте наш медсанбат задерживался тогда на одном месте в среднем два-три дня. А функции свои мои коллеги выполняли при этом исправно, обслуживали почти всех раненых.

На путях-дорогах от одного боя к следующему, от одних месторасположений к другим пришлось увидеть и пережить многое.

Болью в сердце отзывалась тревога, с какой глядели нам вслед жители разных селений и городов родной моей Украины, когда мы проезжали мимо них на военных грузовиках. Стояли пригорюнившись у своих домов старики и женщины с детьми и как бы спрашивали нас безмолвно: «Уходить с вами или оставаться, ждать, когда воротитесь? Что делать, как быть?» А что мы могли ответить в ту пору? Разве то, что вот думаем, верим, готовится могучий встречный удар, он остановит захватчиков, а потом вышвырнет их вон из Советской страны, да только когда это грянет, неведомо покуда нам самим…

Но эти вопросы, терзавшие души многих, не остались, конечно, без ответа в партийных и государственных документах, обращенных к народу.

В первые дни июля мы увидели двигавшиеся на восток вдоль одной из главных магистралей тех мест огромные толпы беженцев, покинувших родные места, которым грозила оккупация фашистов. Обессиленные, голодные, они упрямо шли и шли, кто с вещами, кто без них, ведя за руки детей. По обочинам вперемешку с раздувшимися трупами лошадей и коров лежали убитые во время недавнего налета авиации гитлеровцев мирные люди. Фашистские асы буквально охотились за каждым человеком.

И все же «добровольно эвакуируемые», как аттестовали себя беженцы, решительно продолжали свой путь. На машинах нашего медсанбата были мешки с сухарями, и мы делились ими с этими несчастными, измученными, дорогими нам соотечественниками.

А вскоре появились советские самолеты. Они сбрасывали на пути движения людской массы газеты «Правда», «Известия» с речью Председателя Государственного Комитета Обороны И. В. Сталина от 3 июля 1941 года. Люди хватали газетные листы, черпали в них главное для себя — надежду. Это было выступление, говорившее народу правду, говорившее ее так, как и следовало в такой обстановке. Каждое слово этого документа убеждало, что победа в конечном счете будет за нами, враг будет разбит. То был суровый и четкий наказ, как жить, бороться и побеждать ненавистного врага, боевой призыв ко всему советскому народу в тылу и на фронте.

Перед глазами мысленно возникают разные картины той грозной поры.

Июльским днем наши машины двигались на юго-восток, по направлению к Казатину. В дороге перебинтовывали раненых, кормили их, давали им лекарства. По шоссе шли воинские части, выведенные из боя. Стояла нестерпимая жара. К ночи сделали остановку. Еще раз осмотрели раненых, накормили и напоили их, а затем, выставив караул, мигом уснули в кузовах и кабинах грузовиков.

Когда рассвело, к кабине первой машины, где я находился, подошла старая женщина, гнавшая корову на пастбище. Она толкнула меня в плечо, сказав: «Сынок, тут нимци».