Записки военного советника в Египте - [11]

Но все это позади. Передо мной задача найти полк и туда добраться.

Следующий день нам дали для отдыха, и я посвятил его расспросам о неведомом мне Иншасе. Вечером в столовой случайно удалось разговориться с летчиком. Оказалось, что он ежедневно в 7 часов утра ездит туда на службу. На вопрос о зенитном полке ответил неуверенно. Утром я выехал на автобусе с летчиками. Не доезжая километра три-четыре до Иншасы вышел, так как предполагалось, что полк находится в этом районе. К тому же рядом, на невысоком песчаном холме, торчали стволы зенитных пулеметов. Решив, что пулеметчики должны знать, где находится полк, я бодро направился к ним. Меня никто не остановил, и я прошел почти до вершины холма, но тут из мэльг выскочили солдаты и довольно строго о чем-то стали спрашивать. Но после моих слов: «Ана руси (я русский)», — отношение ко мне изменилось. Так как я не понимал, что мне говорят, то арабы чуть ли не потащили меня в отрытый под тентом окоп, по всей вероятности курилку. Хотя курилки арабы не делают, курят где вздумается.

Принесли чай. После длительных переговоров я поднялся на вершину холма и увидел боевой порядок полка. Батареи стояли на сокращенных дистанциях прямо на раскаленном песке. Прячась от солнца, солдаты забились во все щели, где была хоть маленькая тень. Залезли даже под пушки. Теперь и пулеметчики подтвердили, что это тот полк, о котором я без всякого успеха расспрашивал их в течение часа.

* * *

Что ты, Вася, приуныл

Голову повесил?

Знать, Аллаха прогневил,

Почему не весел?

Коврик быстро разверни

Да сними ботинки

В три погибели согнись,

Не жалея спинки.

Ты в пустыне одинок?

Про тебя забыли?

Помолись-ка на восток,

Почихай от пыли.

Сразу станет веселей,

Пропадет усталость.

Похлебал как-будто щей

Или выпил малость.

Ты не чахни от тоски,

Глядя на пустыню,

Ведь все люди земляки

Для тебя отныне.

А раз так, то не горюй

И не плачь в жилетку.

Прилетит к тебе ахху[4]

«В тигровую клетку»[5].

Угости его чайком.

Завари покрепче.

Чтоб запомнил он твой дом,

Ты чаек поперчи.

Хлопни ахху по плечу:

Я, мол, стал арабом.

Вот вареньем угощу,

Виноват, мурабой[6];

Мумкен[7] атц[8] и мумкен фуль[9],

А вот и лепешка.

Угощений прочих — нуль…

Только где же ложка?

 Ах, араб! Ах, сукин сын!

Вечно недоделки.

Нож пропал, то бишь сиккин[10],

А мафиш[11] тарелки.

Впрочем, это ерунда,

Мы к тому привычны.

В жизни первое — еда,

Прочее — вторично.

Не стесняйся, нажимай,

Ты уже не мальчик.

Пятернею загребай.

Что? Измажешь пальчик?

Рук не вымыл? Не беда.

Есть соленая вода.

Солона, но без обмана.

Из далекого Омана.

Привезли ее сюда.

Горьковата? Это верно.

Пахнет нефтью? Извини.

Эй, кто там стоит за дверью?

Гостю на руки плесни.

Глава 4 Касура

Мистер Усэма рассказал мне, что полк неожиданно вывели в тыл на 10 дней для занятий и ремонта техники, и находится он здесь уже два дня. КП разместился в брошенных домиках разбитого аэродрома.

Я сразу же включился в работу. Поскольку читать я не умел, то осталось удовлетвориться заверением мистера Усэмы, что все спланировано и расписание занятий составлено. С секундомером в руке я пошел от орудия к орудию, от батареи к батарее. За два дня мне удалось проверить три батареи. Непроверенными остались только подносчики снарядов и расчеты СОН-9, так как я посчитал, что подносчики не нуждаются в тренировке, а с расчетами СОН-9 занимались специально прибывшие преподаватели из учебного центра.

При проверке упор был сделан в основном на выполнение нормативов, то есть на практические действия солдат. Во-первых, это главное в условиях войны, во-вторых, без переводчика я не мог задавать даже самые простые вопросы. Поэтому дело продвигалось быстро, тем более что почти все солдаты нормативы выполняли на 4 и 5. Тех номеров, которые выполняли нормативы хуже, я тут же советовал тренировать дополнительно. Обнаружил одного прямо-таки феномена-дальномерщика, который производил 10 измерений дальности по неподвижному предмету совершенно без каких-либо отклонений, но большинство дальномерщиков производили измерения с большими ошибками. Что меня больше всего радовало так это стремление солдат и сержантов показать свое умение. Когда я объявлял оценку ниже 5, то меня всегда просили проверить еще и еще раз. Хотя это замедляло работу, но я с удовольствием снова и снова запускал секундомер, и солдаты, обливаясь потом больше меня, старались заслужить высшую оценку. Когда я объявлял «куаис», что означает «хорошо», то довольно улыбался только получивший оценку, но когда я говорил «мумтаз» «отлично», свою радость и одобрение шумно выражал весь расчет и даже солдаты других расчетов. Отличившегося хлопали по плечам, жали руки, обнимали. Особенно радостно шумели, когда кто-нибудь после многократного повторения приема добивался повышения оценки.

Может, это восторженное отношение к отличной оценке объясняется тем, что у арабов есть такая национальная особенность: даже когда дело совсем плохо, на вопрос: «Как дела?» отвечать всегда «куаис» (хорошо) или «кюллю тамам» (все в порядке). Если араб что-нибудь не знает, он этого никогда не признает, в всегда утверждает, что знает, и порой бывает трудно доказать обратное.