Записки военного контрразведчика - [49]

Приведу и другие примеры.

Начальник разведотдела 108-й мотострелковой дивизии подполковник З. при выполнении служебного задания на территории возможного появления мятежников проявил трусость и расстрелял двух сопровождавших его афганских граждан. В ходе разбирательства он мотивировал свой поступок тем, что афганцы якобы хотели выдать его бандитам. Командование дивизии поставило на этом точку. Однако афганская сторона подвергла сомнению объяснение нашего подполковника. Опрос особым отделом находившихся при нем солдат 40-й Армии показал, что З. совершил умышленное убийство невиновных афганцев, чтобы сорвать выполнение оперативного задания и вернуться в часть. Только после этого военной прокуратурой было возбуждено уголовное дело.

На время следствия подполковника З. перевели с понижением в 201-ю МСД. Не выдержав создавшейся вокруг него атмосферы, неоправданно затянувшегося следствия, а реально – волокиты, и неопределенности своего положения, он однажды при выходе дивизии на боевую операцию захватил БРДМ (бронированная разведывательно-дозорная машина) и убыл в неизвестном направлении. Розыски результатов не дали. Правда, БРДМ был найден с неизрасходованными боеприпасами.

Точно так же командование и военная прокуратура хотели «заволокитить» и не придавать гласности дело в отношении молодого командира полка из Файзабада подполковника Ш. В первой же операции, для него не совсем удачной, он получил психологический срыв и потерял рассудок. Употребив спиртное и прибыв ночью на гауптвахту, где содержались пленные мятежники для выдачи их органам власти, Ш. в состоянии аффекта стал издеваться над пленными с нанесением им серьезных ран. При этом его жестокость и изощренность настолько поразили солдат из состава караула, что один из них потерял сознание. И только вмешательство военной контрразведки заставило военную прокуратуру возбудить уголовное дело по данному факту. Ш. был снят со своей должности и на период следствия отправлен в Союз.

Наряду с высокопоставленными гражданскими лицами любили посещать Кабул и военные в высоком звании для отметки в своем деле: «Побывал в действующей армии». Беда заключалась в другом – каждый из таких «гостей» стремился оставить в ходе своего визита какой-то след в виде совета, зачастую не вписывающегося в реальную военную обстановку. Например, один велел в машину УАЗ вмонтировать миномет, превратив его в подвижную огневую точку. Другой настоял передать афганским военнослужащим на перевале Саланг тысячу советских армейских бушлатов. Проверка подтвердила опасение командования армии по поводу судьбы этих бушлатов: через неделю все они оказались у бандитов. Были и другие казусы, вызывавшие недоумение у наших офицеров и генералов.

ШУРАВИ УШЛИ, А КАКУЮ ПАМЯТЬ ОНИ ОСТАВИЛИ ПОСЛЕ СЕБЯ?

Не собираюсь идеализировать наше военное присутствие в Афганистане. Там все-таки была война, и к сожалению, во время нее мы не избежали отдельных негативных проявлений со стороны наших военнослужащих. Тем не менее с удовлетворением отмечаю, что не они определяли облик ограниченного контингента советских войск. Корректное в целом поведение личного состава ОКСВ, оказание постоянной и разносторонней помощи государству и населению, создание относительно спокойной обстановки в городах и уездных центрах, контролируемых государственной властью, позволило нам оставить после себя добрые воспоминания у афганцев.

Приведу только один пример, когда доброе отношение к простым афганцам вызывало взаимное удовлетворение.

Однажды майор Артемьев, возвращаясь из Герата в расположение своего полка, увидел в поле перевернутую машину, доверху нагруженную дровами. Рядом суетились афганцы, разводили руками и о чем-то взволнованно говорили. Артемьев, невзирая на инструкции, решил им помочь. Подъехав ближе, они с водителем размотали трос лебедки и показали афганцам, как закрепить его вокруг машины с дровами. Афганцы, обрадованные вниманием, быстро выполнили все рекомендации. Затем включили лебедку и медленно, но поставили машину на колеса, а водитель помог ее завести. Радости афганцев не было предела: они низко кланялись, что-то лопотали по-своему, пытались целовать руки, а после долго махали отъезжающему БРДМ. Артемьев с водителем, в свою очередь, также были довольны сделанным добрым делом и в приподнятом настроении прибыли в свой полк.

Примеров оказания персональной помощи афганцам, исключая организованную гуманитарную, со стороны советских военнослужащих было немало. Это и срочная доставка роженицы в больницу, в связи с чем родившийся мальчик в знак благодарности носит имя русского, и оказание медицинской помощи в наших госпиталях (мне известен факт проведения нашим хирургом сложной операции по пересадке поврежденных сосудов на шее раненого мятежника из ближайшего окружения А. Шаха), и многое другое. Вышеуказанный эпизод я привел, чтобы довести до читателя, как в таких случаях простые афганцы выражают свою благодарность шурави.

Полагаю, что уместно дать слово журналисту Г. Зотову, статья которого была опубликована в «Аргументах и фактах» № 11 за 2006 г. С его слов, почти все опрошенные им люди из разных социальных слоев Афганистана испытывают сегодня своего рода ностальгию по шурави. Многие из числа респондентов заявили, что они не возражают, чтобы русские вернулись. В городах была спокойная жизнь, функционировали все предприятия, народ не голодал. На вопрос, заданный одному афганцу, кстати, получившему увечье на той войне: «А зачем же ты тогда воевал против русских?» – тот ответил: «А дурак был!» При этом все опрошенные клянут американцев и натовцев.