Записки военного коменданта Берлина - [6]

Папочка мой все больше болел и в 1955 году был выведен в отставку. Правда, он этого слова не любил, а всегда поправлял что он не отставник, а генерал запаса. Когда я спрашивала, какая в этом разница, то он говорил, что «если чего случись», ему надо быть готовым снова встать в строй. Но пока ничего не случалось, папа занялся гражданскими делами.

Вспоминает Сергей Борисович Симаков (прот. Сергий), зять генерала Котикова

Осенью 2003 года в наш деревенский дом в Загайново приехал депутат Госдумы Анатолий Николаевич Грешневиков. Среди прочих разговоров он припомнил, что мы готовим к изданию книгу воспоминаний Александра Георгиевича. Матушка Елена в тот день много рассказывала об отце, о его возвращении в Москву, о его кончине, о том, как чтут его память немцы.

Тогда Анатолий Николаевич и посоветовал ей записать эти ее воспоминания. Матушка Елена стала вести записи. Часть из них сегодня публикуется. Жить ей оставалось меньше года. 24 сентября 2004 года она отошла ко Господу в Московском хосписе, будучи уже монахиней Анной. Похоронена была за алтарем нашего Победительного храма, рядом со своей матерью Надеждой Петровной Котиковой, умершей годом раньше в нашем деревенском доме (Александр Георгиевич был похоронен в Москве, на Кунцевском кладбище), и рядом с прахом своей сестры Светланы Александровны Котиковой, по просьбе матушки Елены перенесенным из Москвы на наше кладбище. Светлана Александровна — та девочка, в Трептов-парке, которую держит на руках русский воин.

Когда через три месяца после матушкиных похорон мощный кран водрузил на сорокаметровую высоту нашей, простоявшей полвека обезглавленной, церковной колокольни огромную главу с крестом, показалось мне, что с последним скрежетом болтов, соединивших с колокольней сверкающую луковицу под крестом, с грохотом сошлись разорвавшиеся когда-то звенья в цепи русской истории, так плотно соприкоснувшейся с жизнями наших семей.

…С тестем своим, так уж получилось, я встречался редко. Разговоры сводились все больше к обыденным делам, которые шли из ряда вон плохо. Работа, что у меня, что у жены, по окончании московского архитектурного института, была крайне не интересной и совсем не денежной. Ни о каком творчестве, в котором мы буквально купались шесть лет, учась в институте, и думать было невозможно. Наши родители видели, что мы мечемся в кругу безвыходном, и всеми силами старались и утешить нас и поддержать. В «генеральской» квартире на Соколе я бывал наездами. Мы тогда снимали комнату в Телеграфном переулке, в коммуналке.

До серьезных бесед с Александром Георгиевичем дело не доходило. Его вообще в семье не принято было тревожить. Болел он серьезно и давно. На страже его спокойствия стояла супруга Надежда Петровна, которая пресекала все попытки, могущие растревожить, взволновать мужа. А порасспросить бывшего коменданта Берлина мне, конечно, хотелось. Этого так и не удалось, к прискорбию моему, сделать, как и не удалось сразу после его смерти получить в руки его рукописи, которые он нам с женой давал, частями, редактировать. Все было сокрыто и заперто где-то, и только лет через пятнадцать Надежда Петровна неожиданно передала все, что осталось из написанного Александром Георгиевичем, мне. Тогда я радовался, как ребенок игрушке, перебирая тяжелые стопки писчей бумаги, мелко исписанные почти неразборчивым почерком. За пятилетний срок я набело переписал рукопись только из одного чемодана.

Из рассказов жены моей Елены я знал, что, когда они приехали из Берлина в Москву, у Александра Георгиевича начались проблемы. Его чуть ли не отдали, как и многих тогда, находившихся в общении с иностранцами, под суд, а спас его от преследований его соратник, маршал Жуков. Он же прежде рекомендовал генерала Котикова на должность коменданта Берлина, а до того — начальником Управления советской военной администрации в провинции Саксония-Анхальт, хотя поначалу хотел забрать его на японский фронт. В семье рассказывали, что не посылать мужа умоляла маршала Надежда Петровна, на руках которой была новорожденная Светлана. Возможно, что и не родиться бы тогда их дочери Елене, моей будущей супруге, а родилась она 24 октября 1946 года в Берлине.

После переезда в Москву фактически закончилась военная карьера Александра Георгиевича. Жизнь и стремления генерала сосредоточились в основном на воспитании дочек, а потом и внучки Сашеньки.

В шестидесятые годы о нем вдруг вспомнили. Оказалось, что с тех пор, как он вернулся в Москву, на его имя, в день рождения, директор Берлинской оперы присылал огромный букет цветов. Ведь здание Оперы было восстановлено одним из первых — при коменданте Котикове. Только букеты эти он стал получать лет эдак через 20. Оказалось также, что в ГДР на имя генерал-майора Котикова переводились деньги, причитавшиеся ему за немецкие, гэдээровские, награды, которых у него было немало.

И вот генерал-майора Котикова приглашают в середине 60-х в Берлин. В его семье три женщины. Он, получив деньги за награды, идет по магазинам и скупает в одном из них все, какие там оказались кофточки, а в другом множество обуви, определяя размер на глаз. Надо ли говорить о разочаровании, постигшем дамскую часть семейства. Правда, кое-что все же кому-то и подошло.