Записки Видока - [65]

Возмущенный до глубины души этой варварской сценой, на другой день я умолял, чтобы меня вывели из этого ада. Сторож, который, как известно, относился ко мне не слишком дружелюбно, проворчал в ответ: «Так зачем же было сюда приходить?»

Эта насмешка привела меня в ярость, и я так ему ответил, что вскоре мне пришлось поплатиться за это: через четверть часа меня вызвали в канцелярию, а затем в качестве наказания перевели в так называемый «Львиный ров».

«Львиный ров»

«Львиный ров» представлял собой небольшой двор, окруженный со всех сторон высокими стенами. Это место вполне оправдывало свое название.

Здесь обитали преимущественно мошенники высшего полета — убийцы по ремеслу. Одеты они были во все черное. Но, даже если не принимать во внимание их одежду, у них было два отличительных признака: темный от тюремной жизни цвет лица и что-то преступное во взоре.

Пока я, шокированный этим перемещением, предавался наблюдениям, один из этих людей подошел ко мне и вежливо поинтересовался:

— Вы меня не узнаете?

— Извините, но боюсь, что нет.

— Однако мы не раз с вами встречались в кафе Амбилю и в конторе «Трибуны пролетариев»[27].

Мне действительно показалось, что я уже где-то видел этого человека.

— За что вы здесь? — продолжал он. — Должно быть, за убеждения?

Я рассказал ему свою историю, выразив негодование по поводу того, что меня поместили вместе с каторжниками.

— Такого рода злоупотребления настолько вопиющи, — проговорил мой собеседник, — что я даже написал об этом в одну газету.

Тут он открыл портфель, достал из него свою статью и протянул мне. Когда я понял, что передо мной человек, занимающийся писательством, он, понятное дело, стал мне еще более симпатичен. Я поспешил прочесть поданный мне отрывок. Привожу его здесь:

«Увлеченный страстями молодой человек, заглушив голос чести, пренебрегает принципами, внушенными ему в детстве, и совершает преступление. Его тотчас задерживает полиция, чтобы окунуть в настоящую помойную яму: «Депо префектуры». Что он встречает при входе в нее? Кого видит? Беглых каторжников, вновь пойманных в Париже, преступников, скрывавшихся от полиции, бывших заключенных, уличенных в новых злодеяниях, наконец, воров, мелких мошенников, плутов по ремеслу и из любви к искусству, — одним словом, зараженное племя неисправимых негодяев, у которых нет ни чести, ни совести. Что станется с нашим несчастным юношей в таком ужасном окружении? Там он впервые услышит гнусный язык Картушей и Пулалье[28]; там перед ним предстанет разврат во всей его наготе; там он увидит, с каким почтением относятся сторожа к закоренелым преступникам, наделенным правом обыскивать вновь прибывших. Горе ему, если он не подчинится их законам и принципам, ведь тогда против него ополчится вся шайка. Ему придется сносить ужасные оскорбления. К жалобам сторожа останутся глухи: они всегда склонны покровительствовать сильным, а не слабым. Кроме того, это только еще больше разозлит старшего. Итак, утопая в разврате и цинизме, выражающемся в словах, манерах и отвратительных рассказах, наш несчастный юноша сначала краснеет за своих сокамерников, потом понемногу привыкает и, наконец, доходит до того, что сожалеет о том, что он не такой отъявленный негодяй, как они. Молодой человек боится их насмешек, их презрения, потому что, не будем забывать, человеку всегда необходимо уважение окружающих. Таким образом, их наука передается и ему: он учится их выражениям, их манерам. Наконец, приходит время, когда они протянут ему руку как другу. Конечно, два или три дня, проведенных в обществе этих злодеев, не развратили бы его окончательно, но первый шаг сделан.

Наш юноша уже вступил на кривую дорожку, и его воспитание, начавшись под сводами полицейской префектуры, усовершенствуется в Ла-Форсе, а закончится в Пуасси или Мелёне».

Все это глубоко поразило меня еще и потому, что полностью совпадало с моими собственными размышлениями. Немудрено, что я во всем согласился с автором.

Почтальон

Разговор наш продолжался уже около получаса, когда к нашим ногам вдруг упало что-то тяжелое.

— О! — послышалось со всех сторон. — Почтальон!

Один из заключенных поспешил поднять послание, представлявшее собой хлебный мякиш с запиской внутри, и вокруг него тут же собралась толпа. Послание распечатали и прочитали — завязалось обсуждение. Через несколько минут я увидел, как эту бумажку прикрепили к стене, бросая в нашу сторону грозные взгляды.

— Что это? — полюбопытствовал мой собеседник.

— Не знаю, пойдемте посмотрим.

Приблизившись к стене, я прочел следующее:

«Авриль, освободившись из Бисетра по заявлениям Ласенера, уведомляет об этом друзей». Мне это было непонятно, но вот мой товарищ, по-видимому, во всем разобрался. Побледнев, он направился к решетке. Ему преградили дорогу и свалили с ног сильным ударом кулака.

Я не раз слышал, что политических преступников не любят в тюрьмах. Я счел своим долгом заступиться за него. Несчастный умолял о помощи, но получил еще один удар по голове, от которого лишился чувств. На меня кинулись с ножом, но тут подоспели сторожа и унесли нас в больницу. Когда после перевязки раненый пришел в себя, его назвали по имени. Представьте себе, каково было мое удивление, когда в этом писателе, в этом образованном человеке, я узнал Ласенера, сообщника Авриля! Заметив, что я совершенно уничтожен и поражен случившимся открытием, он с улыбкой сказал мне: