Записки тюремного инспектора - [83]

Меня смущало, что нет наших. Скуратт совершенно растерялся и рвался вперед, между тем как мы должны были высматривать в толпе своих тюремных служащих. Я страшно волновался и хотел где-нибудь укрыться и ждать их, но в это время к нам навстречу бежал помощник начальника Сребрянец, который сказал мне, что наши едут и должны быть недалеко. Мы шли им навстречу, чтобы через несколько кварталов впереди всем вместе завернуть в гавань.

Стрельба ежеминутно усиливалась. Канонада гремела тут же, будто над нами, и казалось, что вот-вот нас обсыпет шрапнель. Народ бежал по улице как обезумевший во всех направлениях. Наших не было на протяжении всей Пушкинской улицы, по которой они должны были следовать. Сребрянец вышел, по его словам, вместе с ними, и, по его расчетам, они должны были прийти только на несколько минут позже него. На Пушкинской улице была паника. Тем не менее Сребрянец решил поджидать их, а нас уговаривал идти в гавань.

По направлению гавани мчались автомобили, грузовики, ехали обозы и отдельные подводы, нагруженные вещами, и шли в одиночку и группами военные и статские. Тысячи народа, обгоняя друг друга, торопились к гавани. Мы шли в Карантинную гавань, где, по указанию штаба, была баржа № 36. Сюда направлялась главная волна бегущих, но еще издали мы видали, что сюда не пускают. Юнкера Сергиевского училища с ружьями наперевес в несколько рядов боролись с публикой, стремившейся прорвать этот фронт. Люди кричали, махали руками, показывая издали свои документы, а юнкера оттесняли публику. Здесь был ужасный хаос.

Мы пошли за публикой в другую часть гавани и вышли на мол. На дороге валялся обезображенный труп человека. Толпа хлынула сюда, сбивая с ног друг друга и проталкиваясь вперед. Вся эта масса людей направлялась к стоявшему невдалеке пароходу «Владимир», палуба которого сплошь была покрыта людьми. Навстречу толпе бежала полурота английских матросов. Вдруг для всех неожиданно с парохода «Владимир» по этой движущейся массе людей был открыт огонь из винтовок пачками и в одиночку.

Публика сразу остановилась и стала ложиться. В первый момент нельзя было разобраться, падают ли это раненые и убитые или ложатся, чтобы укрыться от пуль. «Владимир» был перегружен, и кто-то распорядился открыть стрельбу, чтобы толпа не лезла на пароход. Те, кто был уже спасен, гнали спасающихся. Стрельба прекратилась. Упавшие на землю вставали. Толпа остановилась и начала группироваться. Мы попали удачно.

В этом месте на молу скоро появились Стессель и Мамонтов. Я, между прочим обратился к Мамонтову и спросил, можно ли нам быть в этой группе. Я вынужден был обратиться с этим вопросом, потому что некоторые солдаты гнали нас отовсюду, как статских. Мамонтов был взволнован и как-то нервно ответил: «Идите за мною». Было холодно. Мороз достигал 8-10 градусов. С моря дул ветер. Гавань была покрыта разбитым и толстым льдом. По соседству и против нас грузились иностранные пароходы. В Карантинной гавани было видно, как публика входила на английский контрминоносец. Там, очевидно, была избранная публика, так как туда никого не пускали. Для нас, говорили, готовится пароход «Николай», который сейчас грузит уголь.

Через час приблизительно в гавань пришел Я. С. Сребрянец, который сообщил, что наших нигде нет. Очевидно, с ними случилось несчастье. Сребрянец заходил в аптеку и соединился по телефону с тюрьмой. Барышня, служившая в канцелярии тюрьмы, ответила, что в тюрьме нет ни одного арестанта. Ушли все, даже женское отделение. Очевидно, в конторе были посторонние лица, так как барышня отвечала уклончиво, а затем и вовсе прекратила разговор.

Таким образом, тюрьма освободилась в последнюю минуту то есть после 11 часов, когда уже власти в городе не было. Что сталось с нашими служащими? Мы предполагали, что их нагнали вырвавшиеся на свободу арестанты и, вероятно, ограбили, а может быть, убили или арестовали. Я был крайне удручен, так как для меня это были не простые служащие, а черниговцы, среди которых была тетка моей дочери и родственники С. Е. Шрамченко и А. И. Самойлович, которых я зачислил тюремными надзирателями, чтобы дать им возможность эвакуироваться с нами.

Мы ждали погрузки на пароход. Мамонтов поехал на катере к англичанам для переговоров. Мы стояли на молу и дрожали от холода. Вдруг неожиданно где-то вблизи затрещал пулемет. Вся стоявшая на молу публика заволновалась. Все поняли, что стреляют с набережной. Началась паника. Пулеметная стрельба усиливалась. Невдалеке упала подбитая лошадь. Оказалось несколько раненых. В паническом ужасе публика бросилась в сторону пакгаузов и к стоявшим за ними товарным вагонам. Пригнувшись и мы втроем - Скуратт, Сребрянец и я стали про -бираться к кирпичным зданиям пакгаузов. В это время у самого носа «Владимира» разорвался снаряд. Было видно, как на палубе все ложились. «Владимир» стал отвечать, обстреливая набережную из пулемета. Стоявшие в гавани суда начали сниматься и выходить из гавани. Снялся и пароход «Владимир».

В каких-нибудь двадцать минут гавань опустела. Оставшаяся на молу двадцатитысячная толпа очутилась в безвыходном положении, прижатая к морю, откуда выхода уже не было. В отчаянии публика металась, не зная, что предпринять. Английская эскадра, стоявшая вдали на расстоянии двух верст от мола, не оказала поддержки, если не считать нескольких выстрелов из броненосца, сделанных, вероятно, в воздух для острастки большевикам.