Записки тюремного инспектора - [190]

Естественно, после года такой походной жизни, а раньше еще жизни в большевистской грязи, можно было опуститься. Мог ли я думать, что мне придется когда-нибудь спать на голом полу, без подстилки, без подушки, на земле, на снегу... и я спал. Отсутствие иногда белья, а в лучшем случае грубое белье из казарменных складов, снятое может быть, с покойников и больных, смазные сапоги, грубая шинель доставляли временами большую муку. В эти длинные вечера мы вспоминали прошлое, но боялись говорить о будущем. Доктор Любарский всегда раздражался и просил прекратить разговор, когда мы изображали будущее в мрачном цвете.

Брат Н. В. внес в нашу жизнь некоторое разнообразие. Он много занимался своей наукой. Почти тотчас по приезду он купил себе курс механики Эйхенвальда («Эйхенвальд») за 106 тысяч рублей и готовальню за 45 тысяч рублей. На следующий день он купил общую тетрадь за 60 тысяч рублей. Н. В. читал на о. Лемнос лекции и получил за это от англичан порядочное количество фунтов. Все мы работали вместе при санитарном управлении, и это объединяло нас. Мы были удовлетворены, что живем среди своих людей. Служба была, конечно, не та, к которой мы привыкли. Суета, беспорядок, грязь, грубое обращение - это были спутники переживаемого времени, и с этим, конечно, нужно было считаться. Но тяжелее всего было видеть, что это не тот порядок и не та жизнь, при которой может войти в норму государственная жизнь. Власть толпы, простонародья чувствовалась во всем. И даже в нашем управлении в руках низшего персонала были все склады, имущество, и здесь они делали что хотели. Высший персонал, начальство - это были люди новой формации поневоле. Таково было общее направление.

* * *

После мира, заключенного поляками с большевиками, Крыму угрожала несомненная опасность. Большевики перебрасывали с польского фронта громадные силы. Большевистские газеты открыто призывали коммунистов кинуть на фронт все лучшие силы, чтобы сбросить генерала Врангеля в море. Командование учитывало это положение и готовилось принять смертельный и, очевидно, последний бой. Ежедневно в управление с фронта прибывали врачи, фельдшера, сестры милосердия, и от них мы знали о положении фронта. Армия была в отличном состоянии. Дисциплинированная и героическая, она железной броней стояла на своих позициях, сознательно и твердо выжидая противника вдесятеро сильнее. О бегстве и даже об отступлении не могло быть и речи. Это были последние стойкие борцы за свою Родину.

Тыл спекулянтов, грабителей и новоиспеченной буржуазии выступал в эти серьезные дни еще ярче и вызывал особое чувство гадливости. Цены росли неимоверно. Еще накануне коробка спичек стоила 500 рублей, теперь она стоит 1200 рублей. Цены на хлеб повысились до 1200 рублей за фунт. Рыночные цены были своего рода барометром. Как ни твердо стоял фронт, этот барометр предвещал катастрофу. В сознании полной безответственности торговцы задыхались от цен и рвали с обывателя сколько им было угодно. В одну неделю цены на сало поднялись с 8000 до 18 тысяч рублей.

С фронта поступали самые лучшие сведения. Уверенность и готовность твердо встретить противника не вызывали сомнений. Между тем цены зловеще росли, и этому признаку верили больше, чем официальным бюллетеням о положении фронта. Мы по опыту знали, что явление это всегда предшествует катастрофе и находится вне человеческой воли. В голове совершенно не укладывалась мысль - как это будет? и что предпримет генерал Врангель? <.. .>

Профессора, ученые, общественные деятели, старые опытные государственные деятели и вообще представители прежней русской государственности и трудовая интеллигенция, успевшие съехаться в Крым, почти все пережили ужас большевизма. Были теми людьми, против которых направлялся удар большевиков. Тем не менее эти русские люди съезжались в Крым, чтобы всем вместе так или иначе бороться против большевиков.

Громадным событием в жизни Крыма были новые дипломатические отношения с французами. Ежедневно ждали прибытия представителя французского правительства. Эти новые отношения, конечно, истолковывались широкой публикой как оказание реальной помощи армии генерала Врангеля. Говорили даже, что в Константинополе стоит 17 судов с чернокожими войсками, которые высадятся в Крыму, Одессе и Новороссийске. Французы сыграли видную роль на польском фронте и теперь должны вывести из тяжелого положения армию генерала Врангеля. В Севастополе ждали прибытия графа Де Мортеля - верховного комиссара Франции. Мы случайно присутствовали при прибытии графа на броненосце «Valdeck-Rousseau» в Севастопольскую бухту.

Это был торжественный въезд представителя дружественной державы со всеми традициями международного этикета. Миссия графа скоро сделалась достоянием общества. Франция решила помочь материально и морально генералу Врангелю, как представителю прежней русской государственности, но реальной помощи не окажет. Во всяком случае присутствие французов и могучего дредноута в Севастопольской бухте действовало на публику успокоительно. Интеллигенция несколько приободрилась. Но это было только в первые дни. Скоро в обществе стали поговаривать, что в составе французской миссии среди служащих узнали некоторых лиц, близко стоящих к большевистским деятелям. Называли даже фамилию некоего Пешкова. Этот слух панически облетел город и истолковывался как предательство французов. Французам не верили и, вспоминая их предательство в Одессе, считали их изменниками.