Записки судмедэксперта. На основании реальных событий - [71]

Я закончил осмотр, когда в помещение вошел Прокофьев. И я не вмешивался, когда он своими кулаками утюжил насильника. Пришлось несколько раз прерывать удары, боясь того, что он убьет Перфильева. Будь бы моя воля, я бы кастрировал бы этого мерзавца, или подвесил бы за грешный орган. Беда, что наше правосудие более милостиво к преступникам, чем к пострадавшим.

Я нарушаю закон

Насилие идет из века в век,

Нам испытать его досталось,

Коль ты зовешься — человек,

То честь блюди, а это — и не малость!

Из преступлений против личности наиболее сложными являются изнасилования. Во-первых, они сложны, хотя бы потому, что здесь нет, или почти нет свидетелей. Во-вторых, женщине не просто выставлять на обзор те интимные подробности, которые ей приходится обнародовать, не просто заставить себя все переживать заново, включая систему памяти.

В-третьих, нет полной уверенности, что насильник понесет наказание. В-четвертых, общественное отношение к факту изнасилования. Мне не раз приходилось слышать шепот в зале судебного заседания, или разговоры громкие, осуждающие потерпевшую: «Такого парня засадила!» Или: «Что ей сталось, а ему — сидеть!» Ну, словно на скамье подсудимых сидит не насильник, а жертва. И что, меня всегда удивляло, так это то, что таких взглядов на данный вид преступления придерживаются женщины, и крайне редко мужчины. Женщины, сидящие в зале суда, забывают о том, что это — насилие, сопровождающееся оскорблением чувств, оставляющее неизгладимый след в душе потерпевшей, и не всегда благополучно заканчивающееся, сколько женщин убито при изнасилованиях? Сколько калек, и не только в физическом смысле этого слова? Потом следует помнить и о том, в какое время общественного развития подобное происходило. В то время, когда я работал. Семье потерпевшей очень часто приходилось менять место жительства, в селе надеяться на добрые брачные отношения в последующем не приходилось. А защитницам следует помнить и о том, что жертвами могли они стать сами, или их дочери. Однажды я сидел в кабинете заместителя начальника милиции Ливенского р-на, майора Шаповалова, на диване и перелистывал страницы иллюстрированного журнала. Внимание мое было сосредоточено на ответах сидящего перед майором задержанного. Он был подозреваемым в совершении изнасилования три недели назад. Задержали его в Орле, там же его освидетельствовали, взяли слюну и кровь для определения групповой принадлежности. Она совпала с группой спермы, мазка, взятого мной у потерпевшей. В том, что передо мной сидит преступник, я не сомневался. Так подробно потерпевшая описала его. Он лгал, изворачивался, давая показания, а у меня в душе накапливалось зло. Я вспоминал условия, при которых произошло преступление и внешний вид потерпевшей. Девушка возвращалась домой с работы. Работала она на заводе Противопожарного оборудования во второй смене. Летний вечер, а скорее ночь, поскольку время приближалось к полуночи. Дневная жара давно сменилась прохладой. Небо усеяно крупными мигающими звездами. Слабый ветерок колышет темные листья деревьев. Где-то вдалеке слышится песня, исполняемая группой ночных донжуанов. Ей не до красот, она торопится домой. Устала, хочется есть. Скорее бы в постель. Она жила на З-й Ямской. В небольшом домике. Оставалось метров тридцать, когда откуда-то, словно из под земли перед ней выросла крупная мужская фигура, схватившая ее за руку и угрожающе прошептавшая: «Крикнешь, убью!» Как ни было темно, но она узнала в нем Крашенинникова Степана, недавно вернувшегося из мест заключения. У девушки хватило ума не окликнуть его по имени и фамилии. Он повалил ее наземь, она отбивалась, изворачивалась. Он стал бить ее головой об землю… дальше она ничего не помнила. В себя пришла к рассвету. Идти самостоятельно не могла. Нашли ее вышедшие на поиски родители. Вызвали скорую помощь, доставили в гинекологическое отделение. Там ее я и освидетельствовал. На девушку было страшно смотреть, лицо было отечно, уздечка нижней губы надорвана, определялся перелом спинки носа, вокруг глаз багрового цвета «очки» Множественные ссадины на теле. Определялся перелом двух ребер. Насильник бил ее на смерть, уходил он, будучи уверенным, что она мертва. До этого она была девственница. Отмечались дефлорация девственной плевы и надрывы задней стенки влагалища. И вот сейчас я слушал ложь насильника. Я устал от его лжи и решил уходить. Проходя мимо его, я совершенно подсознательно нанес ему удар. Такого со мной никогда не было. Допрашиваемый упал со стула, крикнув: «Не бейте, я все расскажу!»

Что он говорил, я уже не слушал. Выйдя, я направился к себе, домой. На следующий день подозреваемый в насилии потребовал судебно-медицинского освидетельствования.

Милиция написала направление. Я, получив его, зашел в камеру предварительного заключения, где на нарах лежал, развалившись, Крашенинников. Увидев меня, он поднялся. Я сказал ему: «Я пришел освидетельствовать тебя! Кровоподтек под глазом я зафиксирую, не волнуйся! Я готов заплатить штраф в 300 рублей за счастье ударить тебя!»

Он был удивлен, узнав, что я врач, а не сотрудник милиции.