Записки судебно-медицинского эксперта - [24]

А теперь подумаем, кто мог нанести три таких прицельных отключающих и поражающих удара? Только человек, имеющий специальную подготовку! Эти соображения я довел до следователя.

Через одиннадцать лет я попытался найти в архиве Бюро тот самый акт эксгумации от 2001 г. Но… за это время архив много раз перемещали с места на место (из корпуса в корпус), его заливало водой, грызли мыши и т. п. Короче, ничего я не нашел.

При случайном разговоре со старым знакомым — сотрудником облпрокуратуры (теперь следственного комитета), мы вспомнили этот эпизод и он пообещал мне сообщить кое-какие подробности. Вскоре он позвонил и назвал мне номер уголовного дела (зачем он мне?) и фамилию убиенного охранника. Но о том, чем закончилось уголовное дело, почему был убит охранник, найден ли убийца, он промолчал. А я не стал расспрашивать — для меня интерес не в этом, а в чисто судебно-медицинской ситуации.

Часть вторая РАБОТА НАША ТАКАЯ

После написания первой части «Записок судебно-медицинского эксперта» («Этюды об эксгумации») коллеги настоятельно рекомендовали мне продолжить работу.

Но не только это заставило ее продолжить. Дело в том, что еще в молодости, только соприкоснувшись со своей специальностью, я, по совету моего учителя Владимира Павловича Десятова, первым делом прочитал две книги — «Записки эксперта» М.И. Райского (1956) и «Криминалистика в судебной медицине» Ю.С. Сапожникова (1970). Они произвели на меня глубочайшее впечатление и в конце концов определили окончательный выбор профессии.

Их я выучил практически наизусть.

Но эти книги не были учебниками по судебной медицине, коих я в то время перечитал великое множество.

Это было талантливое и очень простое изложение опыта и знаний авторов, которые впитывались, что называется, «с первого прочтения». В том-то все и дело.

С тех пор прошли десятилетия, и теперь я имею уже собственный опыт.

Сам преподавал судебную медицину и знаю, что сухое изложение учебников (при всем моем к ним уважении) и методичек вызывает у студентов вежливую зевоту. Сейчас меня не это беспокоит. В нашу специальность различными путями приходят молодые (и не очень) врачи. Как научить их не просто формальному знанию правил и закономерностей, но и заинтересованному, жизненному отношению к нашей профессии? Вот для меня главный вопрос.

Именно поэтому, чувствуя за спиной большой практический и научный опыт, не могу не отразить его в записках. Это — не учебник. Этому нельзя научить. Этому можно только научиться.

Во второй (но не последней) части записок речь пойдет не только об эксгумациях. В ней попробую отобразить многообразие случаев, с которыми сталкивается судебно-медицинский эксперт, и варианты экспертной оценки ситуаций, которые проверены жизнью.

Автор в 9-м классе, секретарь комитета комсомола в школе (Белоруссия). Мама перешила отцовскую гимнастерку

1967 год. Военные сборы под Бийском

1971 год. Армия

Марголин. Берег Оби. Зрелый возраст

Глава I. Ну очень много топоров

В июле 1973 года я был дежурным экспертом. В то время эксперт «закрывал» и Томск, и Томский район. Однажды около 10 часов утра меня подняли по тревоге: массовое убийство в Томском районе! Заехали в Томскую районную прокуратуру и в полном составе оперативная группа помчалась в село НовоАрхангельское, что примерно в 50 километрах от Томска.

Преамбула. Бригада «шабашников» из Молдавии строила для местного совхоза производственное помещение (то ли коровник, то ли свинарник, не в этом дело). Работа была закончена, и бригадир получил полный расчет — очень большую сумму денег. Вечером работники «обмыли» аккорд в доме у бригадира и на следующее утро должны были получить (по ведомости, с которой их ознакомил бригадир) заработанные деньги и уехать на родину. Нужно отметить, что бригадир (своего рода атаман) жил отдельно вместе со всей семьей — женой, тремя детьми и тещей — в большом доме недалеко от трассы Асино — Томск. Остальные шабашники (10 человек) — в доме на другом краю деревни.

После «сабантуя» разошлись около полуночи… Часа в 4 утра один из рабочих захотел «добавить» — знал, что у бригадира осталось не меньше ящика водки. Подошел к дому и увидел, что двери в сенях не заперты (обычно бригадир закрывался плотно и тщательно)… Искатель приключений зашел в сени и споткнулся о лежащий на полу топор. Машинально (по его словам) он поднял топор и поставил его к стене (следы пальцев на топорище).

Дверь в хату тоже не была закрыта и визитер в предрассветных сумерках увидел картину полного разгрома — перевернутый стол, табуретки, какие-то тела и прочее. Он побежал поднимать местную власть — директора совхоза, председателя сельсовета, которые и позвонили в Томск.

Приехала оперативно-следственная группа и начался профессиональный осмотр места происшествия. Конечно, в сенях мы нашли окровавленный топор (№ 1, условно). Зашли в дом. Да, картинка была еще та… Дом, собственно, представлял одну огромную комнату. Справа от входа у стены была большая русская печь. Передняя часть, отделенная от спальни занавеской, служила кухней или гостиной. Здесь на полу лежал перевернутый стол, переломанные табуретки и посредине лицом вниз — труп хозяина. Вокруг валялись осколки тарелок и стаканов, вилки, ложки, объедки и т. п. Под головой трупа большая лужа крови. Кровью забрызганы предметы обстановки, стены и даже потолок. Дальше — жутче: за занавеской на полу лежал труп жены хозяина, в своих постелях мирно лежали трупы тещи и троих его детей — от 4 до 12 лет.