Записки Степной Волчицы - [52]

— Николяша, — печально, почти торжественно произнесла я, отводя глаза от его наготы, потому что от нее у меня перехватывало дыхание, как будто я повисала над обрывом, — я знаю, что все это значит. Я понимаю, что это Стива. Он остался с Агнией, а тебя попросил, чтобы ты…

— Какое это имеет значение, Александра? Я вот только беспокоюсь, как твоя хозяйка. Не откажет от дачи, если услышит, что ты привела гостя? Может, мне лучше уйти?

— Нет, нет! Во-первых, она разрешила мне. А во-вторых, даже если она завтра бы и выгнала меня вон, я бы не отказалась от сегодняшней ночи. Мне только неловко перед тобой. Сегодня я ужасно грустная, не в состоянии быть такой легкой и волшебной, как ты…

— Что ж, не будем сильно шуметь, верно? Просто обнимемся покрепче, пожарче. Стива предупредил меня, что у тебя куча проблем…

Единственное, что я успела сделать: тихонько запустить на ноутбуке «Битлз». Впрочем, чем теперь для меня были вся музыка, поэзия, литература, высокое искусство — пустым звуком! Я снова чувствовала себя варваром и лицемеркой, предавшей вечному забвенью всю мировую культуру, которая еще недавно была для меня блаженством и спасательным кругом. Но как же было сладко, как сладко! И как я была благодарна моему чудесному другу Стиве, который так деликатно и мудро преподнес мне такой царский подарок! Жаль только, что мне не дано было просто, по-бабьи, разреветься. Я стала хищно, взасос целовать, лизать его плечи, грудь, живот. «Ох, ох! Николяша! Я уж и думать не гадала…» — хнычущим, сбивчивым шепотом лепетала я, сотрясаемая его вулканами и лавинами, переполненная до краев. «Ничего, — отзывался он, весело отдуваясь, — свято место пусто не бывает!» В короткие промежутки отдохновения я расспрашивала Николяшу о его жизни. У него была чрезвычайно простая и незамысловатая жизнь, а сам он был милым и примитивным, как полевой цветок или травинка. Как и Стива, он родился и вырос в этом городке, — но с мечтой о карьере машиниста. В отличие от Стивы, у него не было никаких особенных талантов, глубины, высшей устремленности, если не считать того, что он с юности пользовался необычайным вниманием женщин-дачниц. А тут еще абсолютный дальтонизм. Что красный семафор, что зеленый — один черт. Словом, прямая дорога на цементный завод, банду или «подай-принеси» грузчиком на привокзальный рынок. Если бы не Агния, пропал как пить дать. Она устроила его диспетчером на железнодорожную станцию. Чтобы хоть как-то поближе к мечте. Потому что без мечты мужчина спивается или совсем сходит с ума. Теперь из своей стеклянной будки он мог не только смотреть на поезда, но и вещать о них миру. К тому же, бесплатно пара обуви на год, форменная одежда на три, фуражка, да еще выслуга лет. Вот только зарплата до того мизерная, что ее не хватало даже на буханку хлеба и банку килек в сутки, не говоря уж про пиво или портвейн. Однако, взявшись однажды ему покровительствовать, Агния и тут его не оставила. Приодела, приласкала, чуть-чуть подучила манерам, танцам, секретам интимного обращения с женщинами. Откупила от бандитов, отмазала от армии. Затем в качестве одного из первых своих «сотрудников» в свободное от железнодорожной будки время стала приглашать к себе в заведение «ВСЕ СВОИ», поучаствовать в «бизнесе». Как говориться, по-честному. В ресторанчик то и дело захаживали состоятельные одинокие дамочки (и не только дамочки), готовые снабжать карманными деньгами, осыпать подарками, ссужать изрядными средствами. Словом, местная индустрия развлечений в условиях новых экономических отношений. Бывало даже, что он по месяцу-двум проживал на даче у очередной клиентки или даже сопровождал ее куда-нибудь в Турцию или Египет. Деньги, иногда немалые, не задерживались долго в кармане. К хорошему быстро привыкаешь — вкусное вино, сочное мясо, изящная одежда. Всякие мелочи, вроде мобильника, плеера, видика. Даже при желании — подержанной иномарки. Такая жизнь пришлась Николяше по душе, — по сути нежному, легкому, благодарно-любвеобильному созданию, простодушно радующемуся мгновенью, даже испытывающему гордость за свое несомненно привилегированное положение, просто не способному думать о завтрашнем дне. В конце концов, кто он такой — обыкновенный провинциальный парень, звезд с неба не хватающий, далеко не заглядывающий.

Конечно, у меня и в мыслях не было, что теперь я буду его единственной женщиной. Конечно, у него их сразу несколько. Особенно охотно, пылко и восторженно (конечно, кроме поездов) Николяша рассказывал мне об Агнии. Кем он ее считал — матерью, любовницей, благодетельницей, хозяйкой или подругой? Чем больше я узнавала о ней, тем больше, как ни странно, ей симпатизировала. Хотя, признаюсь, все-таки немножко ревновала, — причем не только его, Николяшу, но еще больше Стиву. Эту женщину, показавшуюся мне такой высокомерной и себе на уме, они, похоже, любили и уважали по-настоящему. Когда я заметила Николяше, что Агния, кажется, не очень-то красива и привлекательна — именно, как женщина, — не говоря уж о том, что по образцу современных бизнес-вуман расчетливо бездушна, Николяша почти обиделся, во всяком случае, совершенно по-детски расстроился.