Записки Степной Волчицы - [38]

И вот, поди ж ты, говорят в жизни нет мистики!.. Накануне, то есть в пятницу, прошел большой дождь. Я подумала, что если погода испортится и он не придет, я по крайней мере буду знать, что мне делать… Но в субботу день выдался опять прекрасный и солнечный. Проснувшись пораньше, то есть около полудня, я была все еще жива. Только-только успела привести себя в порядок, как откуда-то из-за кустов акаций донеслось посвистывание, которое, если бы не чудесная знакомая битловская мелодия, можно было бы принять за соловьиную руладу. Пулей слетев вниз, я выбежала за калитку и, прислонившись спиной к столбу, дрожащими пальцами достала сигарету и, глядя себе под ноги, принялась щелкать зажигалкой. Что характерно — никаких мыслей или волнения. Какие-то волшебные смещения пространства и времени происходили неуловимо, и как будто мгновенно.

— Как жизнь молодая? — спросил он, беря меня под руку и придвигаясь так близко ко мне, что обе мои груди, едва подтянутые легким бюстгальтером, прильнули к его груди, а затем, даже не дождавшись ответа, повел куда-то.

Чинно, словно парочка курортников, мы двинулись по дачной аллее, мимо переваливающихся через заборы малинников. Как ни в чем не бывало, небрежными движениями он обрывал ягоды и скармливал мне.

В следующее мгновение мы сидели у раскрытого окна электрички, мчащейся в Москву, и всё, что мне было нужно, — это слышать его голос.

А еще через мгновение, когда мы оказались в районе Маяковки, я предложила посидеть-перекусить в мексиканском ресторанчике.

Должно быть, эпизодические помутнения сознания были следствием гормонального психоза, вызванного долгим воздержанием. Литератор и психиатр-любитель господин N. мог бы более точно диагностировать мое состояние. Впрочем, напрасно я наговариваю на своего доброго друга. Как и я сама, он бы наверняка только порадовался за меня — поскольку мое состояние было ни чем иным, как концентрированным блаженством и счастьем.

— Что ж, это прикольно, — покладисто кивнул мой новый друг, распахивая передо мной дверь в ресторанчик. — Текила и всё такое.

— Мой муж, то есть бывший муж, обожает текилу, — машинально сказала я, не чувствуя, впрочем, ни малейшей боли. — Уверяет, это остро модный напиток. Совершенно очевидно, новая подруга работает над его вкусом. Хотя, — поправилась я, — она уже, конечно, подруга не новая — столько времени прошло…

— Да и текила, строго говоря, не такой уж новый и остро модный напиток, — с улыбкой заметил он.

Мы сели за столик и сделали заказ. Салатик, седло барашка, мороженое. По стаканчику текилы. Я представила пьяного мужа в сомбреро и пончо верхом на муле.

— Кстати, — спохватилась я, — ты так и не сказал своего имени. Можно наконец узнать, как тебя зовут? Или ты хочешь, чтобы я мучилась, отгадывала?

Он погрузил меня в таинственную безмятежность своих синих, как порох, глаз.

— Отгадать, как меня зовут… это и просто и сложно. По нынешним временам мое имя довольно редкое. Я бы сказал, чистая эклектика. Хотя ты, как человек литературный, возможно, угадаешь в нем знакомые созвучия, нащупаешь соответствующие привольные, глубокие ассоциации.

Я наморщила лоб, но никаких вариантов не приходило. Впрочем, одна догадка мелькнула в голове, но я ее тут же отвергла, как в высшей степени глупую.

— Уж не Степаном ли тебя зовут?.. Фамилия моего мужа Степанов, — пробурчала я.

— Точно в цель! — от души расхохотался он. — Именно так! — захлопал в ладоши он. — Это и есть мое имя.

Неужели только горе и несчастье обостряют поэтическое восприятие, а счастье превращает поэта в облако в штанах?.. Александра Степанова — это практически то же самое, что Степан и Александра.

— Что ж, у тебя действительно привольное имя, — сладко потягиваясь, выдохнула я. — И нежное. Стёпушка…

— Но мне будет еще приятнее, если ты будешь называть меня Стивой. Так зовут меня друзья.

— Стёпушка тоже хорошо, — мечтательно настаивала я, чувствуя, что от умиления и блаженства растекаюсь, как кусок сливочного масла на сковородке.

— Стива, — добродушно подсказал он. — Стива.

— Но ведь и Стёпушка прекрасно! — настаивала я в эйфории. — Так тепло, так по-простому, по-деревенски…

Где-то в глубине моей души, в самой удаленной пещере подняла голову и навострила уши изможденная Степная Волчица. У нее не было сил даже обнажить клыки. Я презирала ее. Я погрозила ей пальцем: смотри, из тебя выйдет отличная шкура, чтобы постелить ее у костра, занявшись на ней любовью с любимым человеком.

— Сти-и-ва, — еще добродушнее повторил он, и у меня наконец хватило ума прикусить язык.

Но, Господи, как же мне было хорошо! Да и день был совсем не жарким, а бархатно-свежим.

— А хочешь, я покажу тебе стихи моей соперницы, то есть этой нынешней подруги моего мужа? — предложила я и, достав из сумочки сложенную в несколько раз вырезку из «Литературки» с подборкой ее стихов, которую не иначе как из мазохизма носила с собой, протянула Стиве.

— Извини, я не очень-то разбираюсь в поэзии, — сказал он, пробежав глазами стихи. — Хотя историю вашего любовного треугольника она, судя по всему, изобразила весьма содержательно — решительно, красноречиво… Чего, к напримеру, стоят эти душераздирающие признания. «Я вползла, как змея, и ужалила…» Или: «Украду тебя и даже не покраснею…» Или: «Слёзы ваших детей для меня что водица…» Такие страсти-мордасти! Вот она, литературная богема! Плюс, думаю, общие знакомые, конечно, тоже прочли, животики надорвали. Удивляюсь, как это твой бывший после этого не удавился на осине или не удавил эту свою подругу.