Записки старого киевлянина - [26]

Как-то мы с соседкой выгуливали наших собак и вели умный разговор не то литературе, не то о кино. Вдруг соседка нагнулась, подняла с земли пустую бутылку и положила в свою сумку. Я ужаснулся: «Что вы делаете?» Дама ответила серьезно и без тени смущения: «Я на эту бутылку куплю своей собаке сто грамм мяса!»

Мясо стоило рубль девяносто за килограмм. Но этот килограмм был черного цвета и в нем обязательно были кости. В каких-то правилах, скромно висевших в гастрономе на Крещатике, значилось, что на каждый килограмм следовало отпускать определенное количество костей. Но каким образом можно было определить, сколько их в отпущенной покупателю порции, правила не указывали.

Мясники были высоко уважаемыми людьми. У них можно было купить мясо высшего сорта. Но из-под прилавка и за пятерку. С одним таким мы познакомились на почве любви к собакам. Мой пудель, подобранный на улице, ни в какое сравнение не шел с его клубным аристократом, таким же, как и хозяин. Я своего пуделя стриг сам. Мясник до такого не опускался. Он платил собачьему парикмахеру 15 долларов за сеанс. Замечу, что к тому времени я публиковался в изданиях АПН чуть ли не на всех языках мира.

Помню, случилось мне побывать в Германии, не в той, капиталистической, куда нашему брату ход был заказан, а в социалистической ГДР. Меня изумили продуктовые магазины, где мясо продавалось отдельно, а кости - отдельно. Неужели нельзя, сетовали туристы из нашей группы, и в СССР продавать мясо без костей и кости без мяса?

На этот счет я получил разъяснение в статье одного научно-популярного журнала, где рассказывалось, как разработчики оборудования для предприятий общественного питания придумали машину для приготовления супа. Но на испытаниях машина выдала не суп, а кашу. Машину переделали, она снова выдала кашу. Так продолжалось до тех пор, пока не обратились к поварам. Те рассмеялись: «Вы закладываете в машину продукты в соответствии с утвержденными нормами. Но эти нормы рассчитаны на то, что повар обязательно украдет».

И еще одна история, которую мне рассказал грузинский коллега. В его городе была большая автобаза такси. Всякий раз, возвращаясь после рабочего дня, каждый водитель давал рубль привратнику, открывавшему ворота на базу. На базе работало 500 машин. Должность привратника передавалась от отца к сыну.

Мы жили в стране непуганых воров, но могло ли быть иначе, если даже о Сталине говорили, что он крал. После его смерти пронесся слушок, что на имя дочки вождя Светланы в швейцарском банке лежала очень приличная сумма. Впрочем, Светлана Иосифовна этот слух опровергала.

ИЗ ЗАДНИХ УСТ, или СПАСИБІ ЗА БАТЬКІВСЬКУ ТУРБОТУ!

В апреле 1970 года я связал себя с телевидением и, похоже, навсегда, хотя считал и считаю себя все-таки газетчиком. Вряд ли меня бы приняли на должность заместителя главного редактора (правда всего лишь детской редакции), если бы партийные руководители понимали, что телевидение не аттракцион, не развлечение, а самый массовый орган информации и, следовательно, как говорил Ленин, не только коллективный агитатор и пропагандист, но и коллективный организатор. Но только в 70-х годах Москве на партийных мероприятиях документы, предназначенные органам печати для ознакомления, стали оставлять и для телепрограммы «Время». Додумались.

Украинским радио и телевидением руководил тогда Николай Артемович Скачко - седовласый, с румянцем во всю щеку и с так называемым львиным взглядом - он был устремлен в точку, находящуюся в сантиметре над вашей головой. Николай Артемович, как правило, ходил на работу пешком. Тем более что порою родина выделяла на его служебный автомобиль 30 литров бензина. Как раз съездить в ЦК и обратно.

Рассказывают, что однажды на Крещатике к главе телерадиокомитета подошел молодой журналист и с нахальством, простительным для юнца, завел с шефом разговор. Мол, как так получилось, что Николай Артемович столь долго и бессменно руководит вверенным ему учреждением, тогда как в других республиках глав телерадиокомитетов смещают куда чаще.

Николай Артемович ответил не сразу. Он спросил, что делает молодой человек, если какой-то материал вызывает сомнения - давать его в эфир или лучше снять? Юноша ответил, что в таком случае он непременно советуется со своим руководством. «А я всегда снимал», - якобы сказал Николай Артемович.

Мне часто приходилось сидеть на совещаниях у Скачко. Его кабинет был чрезвычайно скромен. До такой степени, что, говорят, сам Щербицкий сделал ему замечание: начальнику такого ранга надо бы иметь комнату для отдыха и мебель получше.

Очень похоже на правду. Тогдашние руководители не отказывали себе в удобствах, и скромность времен гражданской войны могла быть расценена как противопоставление себя высшим инстанциям: мол, вы утопаете в роскоши, а я - вроде как Ленин. Как бы там ни было, но кабинет Николая Артемовича со временем стал вполне соответствовать рангу хозяина: лучше, чем у директора автобазы, но скромнее, чем у министра.

На совещаниях Николай Артемович время от времени выдавал так называемые «скачкизмы». Они потом ходили по всему Гостелерадио. «Чому я про все повинен дізнаватися із задніх вуст?» - спрашивал шеф. Никто не смеялся. «Ви що думаєте, - продолжал Николай Артемович, - сказав, і кінець у воду?» Он всегда говорил на безупречном украинском языке, но порою переходил на русский. «Ну что ж, - сказал он, завершая очередное совещание, - пора перекусить червячка».