Записки современного человека и несколько слов о любви - [2]

«Ты медведя на воле живьем видел?» – обратился он ко мне, и его губы под усами растянулись в улыбку, видно, опять вспомнил мою реакцию на желтые пятна. Я отрицательно покачал головой.

«Ну и я лет сорок пять назад видел его только в зоопарке. Потом мне повезло…» – он ненадолго замолчал, словно что-то вспоминая, сделал глубокую затяжку и продолжил: «Первый раз я попал сюда в экспедицию сразу после института, закончив геологический. И мы сюда не на вертолете летели, а топали ножками. А в том возрасте кроме приключений и любви ничего не надо, это сейчас люди не по мечте живут, а по выгоде. Ну, не все, конечно, но не так, как раньше. Долго мы сюда добирались, восторгу не было предела, а медведей – как уличных котов в Петербурге, чуть ли не за каждым кустом, иногда постреливать приходилось. Ты медвежатину ел?» – он вскинул на меня глаза и сам себе ответил, продолжив: «Ну да! Где в зоопарке медвежатина! Вот нам пришлось попробовать, и я тебе скажу – очень даже ничего! Как добрались сюда, сразу за работу. Вот этот дом…» – Матвеич указал пальцем на деревянное строение из бревен наверху сопки, у долины, и не без гордости сказал: «…я строил своими руками, сорок пять лет стоит, и еще простоит несколько раз по столько. Ну, строим мы этот дом, сами живем в палатках, а иногда утром кто-то из нас идет на охоту…»

Палатка, в которой хранился провиант, стояла чуть ниже остальных, в тени за скалой, и когда все спали, обнаглевший медведь-муравьед залез в нее и разодрал мешки с макаронами и мукой. Потом стал пытаться открыть банки со сгущенкой, ему это удавалось не очень хорошо, но сплющить их он смог, разбрызгав по брезенту сладкую, липкую жидкость.

Утренний сон самый крепкий, поэтому, когда его услышали и выскочили из палаток, было уже поздно, и несколько выстрелов ему вслед не дали результата.

Начальник экспедиции почесал затылок и показал рукой на Михаила: «Зверюгу надо завалить, он все равно теперь повадится! Так что завтра твой инструмент не топор, а ружье. Ну и еще кого-нибудь с собой возьми!» – и указал на сибиряка Кольку Ермакова, известного (по его собственным рассказам) любителя пострелять.

Медведь был словно заговорен. Пули выбивали искры из гранитных валунов, но потом все же одна попала в него. И он развернулся.

Это в кино патроны никогда не кончаются, или оружие перезаряжают, как по волшебству, за секунду, а в жизни все по-другому.

Мы лезли по скалам, с ужасом видя, что косолапый нас понемногу настигает, и не заметили, как оказались на хребте перевала перед долиной смерти.

Когда ему оставалось до нас уже лапой подать, он остановился, жалобно заревел, стал медленно спускаться вниз и, как мне показалось, смотрел на нас с сочувствием.

Тут мы услышали рокот и впервые увидели извержение Большого гейзера, от которого со стороны нашей долины видно только самый верх фонтана. Зрелище, я тебе скажу, незабываемое!

Первым сознание потерял сибиряк, потом прибило и меня.

Когда я пришел в себя, то лежал намного ниже, чем Колька, наверное, поэтому и отдышался. Добрался до него, а он уже спит смертным сном. Вот так вот бывает.

– Михаил Матвеевич, а вы тут с женой живете? – полюбопытствовал я.

Он усмехнулся:

– Да, с женой! – и показал на клубящуюся у наших ног долину. – Она у меня единственная.

Плохой выстрел

В аэропорту Магадана, города на самом краю России, собирается интересный народ: тут и проходимцы всех мастей, и бывшие уголовники, разлетающиеся из северных лагерей по домам после отсидки, и романтики, начитавшиеся Джека Лондона, и, конечно же, коренные северяне – якуты, народ, похожий внешне на североамериканских индейцев, при этом дружелюбный и очень гостеприимный.

До моего отлета было еще семь часов, я слонялся по зданию аэропорта уже часа два, надеясь найти свободное местечко на скамейке. Пробиться к буфету не получалось, улетавшие на большую землю золотодобытчики оккупировали все подходы и, как мне показалось, пытались перед отлетом пропить как можно больше кровно заработанных. Буфетчица деловито разливала водку в граненые стаканы, покрикивала, чтобы соблюдали порядок, и быстро пересчитывала купюры. Перекрывая весь гомон аэропорта, противный женский голос объявил посадку на новый рейс. Золотодобытчики по-быстрому зачокались стаканами, закинули головы, опрокидывая в себя содержимое, и ринулись толпой к самолету.

Через минуту я устроился за столиком на двух человек с чашкой чая и граненым стаканом, наполненным до краев, сверху которого лежал бутерброд с килькой и вареным яйцом. Здесь рюмками не наливали, чтоб не бегать все время туда и обратно.

«Свободно?» – раздался голос. Предо мной стоял коренастый мужичок с чемоданами в руках и рюкзаком за спиной. Я кивнул. Он поставил свои чемоданы на пол, скинул с плеч рюкзак на стул, чтоб не заняли, протянул мне руку, представился: «Иванов Вася» – и двинулся к буфету.

Вскоре он сидел напротив меня с таким же комплектом, да и за соседними столами у всех было что-то вроде этого.

– Ну, за знакомство! – протянул руку со стаканом мой сосед. Мы чокнулись и выпили по глотку.

– Как вам у нас в Якутии понравилось? Я же вижу, что вы не отсюда, одеты по-другому.