Записки солдата - [8]

Клуня и гумно оставались заполненные немолоченной рожью, овсом, гречкой, горохом. Год выдался урожайным. Кто будет пользоваться теперь этим добром, с таким трудом выращенным и собранным?

Хлеб! Это второй продукт питания после молока матери. Чудо земли — хлеб. Мать разжевывала его в жидкую кашицу, завязывала в уголок старенького головного платка или в какую-нибудь тряпицу и засовывала в рот плачущего ребенка. Пососав такую суслу, он успокаивался и засыпал.

Хлеб лежал всегда на почетном месте на столе, а в кладовке — в особой кадке. Он редко был в доме, потому так и дорожили им, потому и казался особенно вкусным. День выпечки его назывался хлебным днем.

Как сложится теперь жизнь? Какой дом нас приютит? С какого гумна будем есть хлеб? И будет ли он? Такие невеселые мысли приходили мне в голову.

Тяжело было уходить от прекрасного садика, столетней груши с гнездом аиста наверху, от березки над колодцем. Все здесь было таким милым и до боли родным.

Всех нас, плачущих, поднимали солдаты с пола и выдворяли за деревню на дорогу. И сколько раз за существование деревни уходили от врагов ниловцы? Они пережили татаро-монгольское нашествие, войны со шведами, немцами, поляками, французами. А сколько было смертельных схваток на полях ниловцев?! Кто копал ямы и скрывался в них, в «Ямнике», кто падал в битвах и похоронен в курганах, в «Падовнике», кто пел и радовался победе в лесу — «Пель»? География Воронилович — это живая история.

Сколько пережито горя и страданий, сколько пролито слез и крови на полях ниловцев! А какой чудесный народ здесь! И незаслуженно ему дали имя Вора-Ниловцы. С большой буквы они — Ниловцы.

Мы свою родную землю, свою Родину всегда берегли и будем беречь. Мы еще вернемся в деревню ниловцев. А сейчас в путь, на дорогу беженцев.

Когда отъехали от Воронилович четыре-пять километров, мать заставила меня вернуться домой за документами, которые забыли взять. Я с охотой побежал назад. Но от пустого дома и безлюдной деревни повеяло каким-то холодом. Быстрее собрал забытые документы и — вдогонку за семьей. А документы были о наделе нашего «рода» землей и квитанции об уплате податей.

Документ о наделе землей считался очень важным. Он выдан был в 1871 году на основании царского указа от 19 февраля 1861 года. Землей наделялись бывшие государственные крестьяне деревни Ворониловичи, в том числе мой прадед Степан Антонович Хадыка. Земля выкупалась с 1871 по 1913 год «в постоянном и неизменном размере по 10 рублей 78 копеек в год». Кроме того, за выпасную землю, принадлежавшую всему обществу деревни, уплачивалось крестьянами по одному рублю 78 копеек. Итого 12 рублей и 56 копеек в год.

С 1871 по 1913 год, то есть за 42 года, нашим родом — прадедом, дедом, дядей, отцом и матерью было выплачено 527 рублей 52 копейки. Но «выкуп» продолжался и в 1914 и 1915 годах. В том же «постоянном и неизменном размере». Видимо, выкуп становился бессрочным.

Выкупной документ хранился в иконе «Богоматери», а квитанции по оплате его — за балкой у потолка. Их там было более ста штук. На квитанциях стояли расплывчатые жирные пятна. Это были печати старосты, собиравшего подати. Металлическая печать вместо мастики обмакивалась в колесную мазь, что была на оси телеги, и прикладывалась на квитанции. Потому они пахли дегтем, были страшно запылены и стали желтыми от времени.

Отбежав километра два от деревни, я оглянулся назад. Деревни уже не видно. Впереди на дороге потоки беженцев. Скоро я догнал своих.

В нашей семье уже не было малых детей. Самому младшему, Луке, исполнилось 9 лет.

Повозка была перегружена продуктами, одеждой, фуражом. За ней привязанными шли коровы. Свинью и овец гнали отдельным табуном рядом с повозкой. Дорога была забита скотом, народом.

Ночевали, где заставала ночь. У дорог валялся дохлый скот. Часто встречались бугры свежевырытой земли. Это могилы людей.

Прошел слух, что в местечке Жирово, в шести — восьми километрах от Слонима, у населения принимают рогатый скот и деньги оплачивают на месте. У нас было две коровы. Сдать их мать поручила мне и сестре Варе. Вместе с другими односельчанами мы угнали коров в местечко Жирово. Мать с остальными детьми и подводой поехала дальше, на Барановичи. Мы с сестрой возились со скотом более недели. Коров, к счастью, сдали и получили деньги, но семью найти по пути до Баранович не смогли.

У нас с сестрой были деньги, но купить продуктов не могли. Их никто не продавал. И мы вынуждены были выпрашивать куски хлеба у населения и солдат. В Барановичах мы встретили односельчан и присоединились к ним. Но семьи нашей там не оказалось. Видимо, привычка лошади быть всегда впереди всех и на этот раз обернулась для меня неприятностью.

До Баранович мы уходили от войны, которая страшным раскатом орудийных залпов надвигалась на нас. В Барановичах война нас все же догнала. Она атаковала с воздуха.

Немцы ночью с цеппелинов бомбили город и станцию. Конечно, бомбили вслепую, на улице была осенняя темнота. Но бомбы с воем летели, казалось, прямо на нас, хотя рвались где-то на окраинах. Поднялся страшный переполох. Огромная масса народа в темноте заволновалась и бросилась в поле. Стоял невероятный шум, слышались крики, плач детей.