Записки следопыта - [6]
— Ты что! — рванулся я к бандиту.
— Это все он, — закричал тот. — Я не хотел идти, меня заставили!
Я задыхался от ярости и досады. Ведь убитый, и правда, мог быть в группе главным. А может быть, как раз наоборот? Попробуй теперь дознайся…
У подводы сделали привал. Тут только я ощутил, как основательно поколотили меня нарушители: содранная кожа саднит, кости ломит, голова свинцовая. А Ингус? Сидит рядом, поскуливает — тихонько, жалобно. И все время облизывается. Я раскрыл ему пасть и увидел, что друг мой ранен: выбит зуб и язык рассечен надвое. Видно, когда схватил за руку нарушителя, занесшего надо мной нож, поранился.
Так Ингус впервые спас меня.
3
Между пастушеским моим житьем-бытьем и дозорными тропами лежал целый отрезок жизни. Время это оказалось для меня очень важным. Оно именно так, а не иначе раскрыло передо мной жизнь и определило меня в ней.
Революционная гроза полыхнула наконец и над окраинами бывшей Российской Империи. У нас, в североказахстанских степях и аулах, как говорили тогда, гулял Колчак. Ох как гулял! В песнях народных часто сравнивают брань воинскую с пиром: только не вино — кровь льется рекой.
Тяжело приходилось беднякам (а бедняков было большинство), сельским активистам. Из дому уводили людей, и они уже не возвращались. Поэтому лишь только прослышит народ, что колчаковцы идут, все из села разбегались, прятались.
Мне довелось увидеть, как казнили большевиков. У них были такие глаза! Они подвергались страшным издевательствам, но держались мужественно, с таким достоинством, что я в них поверил. Поэтому, когда один мой знакомый (из тех, кто был вынужден уйти в партизаны) предложил мне быть подпольным связным, я согласился. Я был горд этим. И тревожился. Ну какой из меня партизан? Я же еще слишком мал. А если вдруг колчаковцы станут меня пороть, и я не выдержу и все расскажу?
К счастью, колчаковцы меня ни в чем не подозревали: я ведь пас кулацкую отару. Партизаны надеялись на мою ловкость. Они знали, что я быстро бегаю и сумею сделать все, как надо. И я бегал: двадцать пять километров до убежища партизан и двадцать пять обратно — за одну ночь! Я же должен был к утру вернуться в село, чтобы никто моего отсутствия не заметил.
Колчаковцы просто выходили из себя: никак не удавалось им обнаружить партизан. Те ловко уходили от преследования — будто сквозь землю проваливались. Они и в самом деле прятались под землей, отрыли бункеры, выходили оттуда только ночью. Раз в неделю я с ними встречался: приносил им мешок с продуктами, бельем, спичками — со всем, что их жены и матери передавали. Завели обычай, что именно я это все им приношу, а не сами жены, потому что не все были уверены в своих женах. Боялись, если схватят женщину каратели и начнут бить, выдаст она мужа.
Все же один из партизан попросил привести к нему жену. Были приняты меры предосторожности. Место встречи назначили в стороне от бункеров, и мне нужно было провести эту женщину так, чтобы потом она не сумела найти туда дорогу. Ну я и старался. Трижды переводил ее через одну и ту же речку, и она решила, что мы три речки перешли.
Случилось так, что об этой встрече прознали колчаковцы. Кто-то увидел, как жена партизана поздно вечером выходила из села и только утром вернулась. Ее схватили, допрашивали, били плетьми. Потом женщину погнали перед собой верховые, чтобы она показала им дорогу. Да не смогла она ее найти. А меня эта женщина не выдала, сказала, что проводником был кто-то из партизан.
Ночная моя жизнь в качестве связного партизан продолжалась, жизнь дневная тоже шла своим чередом. Я уже не стадо пас, а был батраком. У хозяина моего, Сергея Чурило, было много земли и скота, молотилки, маслобойки, машины для переработки овощей. На него работали крестьяне из соседних деревень.
Поначалу хозяин ко мне присматривался, а потом я стал замечать, что он так все устраивает, чтобы я постоянно был возле него. Вызывает и дает разные поручения, берет с собой кучером, когда отправляется в поездки…
Он имел двух дочерей и сына, Гаврюшу. Этот Гаврюша был азартным картежником. Кроме карт знать ничего не желал, в делах отцу не помогал, в хозяйство не вникал. Чувствовался в нем какой-то внутренний разлад. Юноша часто болел, особенно летом, и, бывало, не спал по ночам. Он замечал, конечно, что ночью я куда-то хожу (не так уж трудно было догадаться, куда), но относился ко мне доброжелательно и меня не выдавал.
Что же касается хозяйских дочерей, то тут история особая. Отец их уже и на семейные обеды стал меня приглашать, всегда сажал между дочками, и со мной обращались весьма ласково. Будто в шутку, хозяин обещал мне подарить двухкомнатный домик (он тут же, на участке, стоял) и орловского рысака.
Шутки эти меня настораживали. Я начал догадываться, в чем дело. Работал я всегда не за страх, а за совесть, и Чурило-старшему это нравилось. Когда я был еще мальчиком, он разрешил мне учиться в школе. А когда я подрос, решил выдать за меня одну из своих дочерей. Стала она мне попадаться повсюду, куда бы я ни шел. И семейные обеды эти…
Некоторые, наверное, сочли бы, что после стольких лет бедствований — вот она, моя удача. Но я рассудил иначе. Преодолевая жизненные трудности, человек становится наблюдательным, и я подметил, живя у Сергея Чурило, что его жена очень злая. Много у них в хозяйстве работало людей, и никто не мог ей угодить. Не дай Бог кто кружку упустит или поломает что-то — ух как она набрасывалась, била даже. Вот я и подумал: дочери, должно быть, похожи на нее, нельзя судьбу с ними связывать.
Рассказы прославленного дальневосточного пограничника о своей нелегкой службе.
Никита Федорович Карацупа — человек-легенда. Служил он на дальневосточной границе.Смелость, мужество, умение быстро найти правильное решение в сложной ситуации не раз позволяли ему выходить победителем в неравных схватках с разного рода лазутчиками — шпионами, диверсантами, контрабандистами.Вместе с верным своим помощником — овчаркой Ингусом пограничник Карацупа задержал и обезвредил около шестисот нарушителей государственной границы.Сейчас Герой Советского Союза Никита Федорович Карацупа — полковник, находится в запасе.
Когда авторов этой книги отправили на Восточный фронт, они были абсолютно уверены в скорой победе Третьего Рейха. Убежденные нацисты, воспитанники Гитлерюгенда, они не сомневались в «военном гении фюрера» и собственном интеллектуальном превосходстве над «низшими расами». Они верили в выдающиеся умственные способности своих командиров, разумность и продуманность стратегии Вермахта…Чудовищная реальность войны перевернула все их представления, разрушила все иллюзии и едва не свела с ума. Молодые солдаты с головой окунулись в кровавое Wahnsinn (безумие) Восточного фронта: бешеная ярость боев, сумасшедшая жестокость сослуживцев, больше похожая на буйное помешательство, истерическая храбрость и свойственная лишь душевнобольным нечувствительность к боли, одержимость навязчивым нацистским бредом, всеобщее помрачение ума… Посреди этой бойни, этой эпидемии фронтового бешенства чудом было не только выжить, но и сохранить душевное здоровье…Авторам данной книги не довелось встретиться на передовой: один был пехотинцем, другой артиллеристом, одного война мотала от северо-западного фронта до Польши, другому пришлось пройти через Курскую дугу, ад под Черкассами и Минский котел, — объединяет их лишь одно: общее восприятие войны как кровавого безумия, в которое они оказались вовлечены по воле их бесноватого фюрера…
Ричмонд Чэпмен — обычный солдат Второй мировой, и в то же время судьба его уникальна. Литератор и романтик, он добровольцем идет в армию и оказывается в Северной Африке в числе английских коммандос, задачей которых являются тайные операции в тылу врага. Рейды через пески и выжженные зноем горы без связи, иногда без воды, почти без боеприпасов и продовольствия… там выжить — уже подвиг. Однако Чэп и его боевые товарищи не только выживают, но и уничтожают склады и аэродромы немцев, нанося им ощутимые потери.
Новая книга пермского писателя-фронтовика продолжает тему Великой Отечественной войны, представленную в его творчестве романами «Школа победителей», «Вперед, гвардия!», «Костры партизанские» и др. Рядовые участники войны, их подвиги, беды и радости в центре внимания автора.
8 сентября 1943 года, правительство Бадольо, сменившее свергнутое фашистское правительство, подписало акт безоговорочной капитуляции Италии перед союзными силами. Командование немецкого гарнизона острова отдало тогда дивизии «Аккуи», размещенной на Кефаллинии, приказ сложить оружие и сдаться в плен. Однако солдаты и офицеры дивизии «Аккуи», несмотря на мучительные сомнения и медлительность своего командования, оказали немцам вооруженное сопротивление, зная при этом наперед, что противник, имея превосходство в авиации, в конце концов сломит их сопротивление.
Служба в армии — священный долг и почетная обязанность или утомительная повинность и бесцельно прожитые годы? Свой собственный — однозначно заинтересованный, порой философски глубокий, а иногда исполненный тонкой иронии и искрометного юмора — ответ на этот вопрос предлагает автор сборника «Особенности национальной гарнизонной службы», знающий армейскую жизнь не понаслышке, а, что называется, изнутри. Создавая внешне разрозненные во времени и пространстве рассказы о собственной службе в качестве рядового, сержанта и офицера, В.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.