Записки рядового радиста. Фронт. Плен. Возвращение, 1941-1946 - [130]

Где-то в Полесье

(песня-быль)

Где-то в Полесье над синей водой

Шепчутся ивы с волною.

Вновь я пришел на свиданье с тобой,

Край, опаленный войною.

Где-то в Полесье, над Припять-рекой

Пункт небольшой населенный,

Право, не знаю, когда и за что

Беседками нареченный.

Беседки, Беседки — сосны да ель,

Нивы от края до края,

Беседки, беседки — память друзей,

Юность моя боевая.

Ночью январской так память крепка —

Будто вчера это было:

Здесь два казачьих гвардейских полка (11-й и 16-й)

Немцам ударили с тыла.

Так было нужно, так требовал долг,

Личный приказ командарма…

Сделали все, кто что мог и не мог,

Но не отдали плацдарма.

Беседки, Беседки — грохот окрест,

Пламя от края до края.

Беседки, Беседки — маленький Брест —

Родины слава большая.

Помните, матери, всех, кто здесь пал,

Знайте же, дети и вдовы:

Каждый здесь дорого жизнь отдавал,

Долг исполняя суровый.

Белая Русь, там, где был этот ад,

Снова хлеба колосятся;

Много их было — хороших ребят —

Вышло из боя… шестнадцать.

Беседки, Беседки — холм над рекой,

Тонет в сирени ограда,

В гильзе снарядной — букет полевой,

В урне — земля Сталинграда.

Снова весною сирень зацветет,

Кисти к земле наклоняя;

Снова друзей боевых соберет

Память, войною больная.

Будет помятая фляжка ходить

И самокрутка по кругу;

Вспомнит тальянка про темную ночь,

Про огонек и подругу…

Беседки, Беседки… Где та весна?!

Их уж теперь не шестнадцать:

Дети и внуки встают у холма…

Песням отцов не кончаться!

Примечание. Стихотворение и ниже приведенные рассказы заимствованы с разрешения вдовы Марата Сергеевича — Людмилы Арсентьевны из книги, изданной Приволжским книжным издательством в 2002 году, «Я должен рассказать. (Военные мемуары, очерки, песни, рисунки)».

Песня «Беседки» положена Маратом на музыку, в книге напечатаны ноты.

М. С. Шпилев В июне 45-го, остров Рюген

Середина лета победного 45-го. Побережье Балтийского моря. Остров Рюген. Нас на берегу шестеро: гвардии старший лейтенант Лохов Никандр Захарович, командир взвода 82-миллиметровых минометов добровольческого казачьего кавалерийского полка, Федя Морозов, Иван Бурбыга, Алеша Файзульдинов и я — его подчиненные.

Солнце уже высоко поднялось над горизонтом и сейчас стоит прямо на востоке, там, где простерлась наша Великая Родина.

Позади — четыре с лишним года войны. Я не оговорился. Если для большинства она закончилась 9 мая, то для нас — только вчера. Дело в том, что остров Рюген был крупной военно-морской базой фашистов. Охранять его и нести на нем пограничную службу было поручено нашему полку. Не думали мы, что придется стать «морскими» казаками, но стали. И несли службу как положено, зорко охраняя морские границы с Данией, Швецией и Западной Германией.

По ночам, далеко в море можно было увидеть вспышки осветительных ракет, сигнальные огни кораблей. Это стояли в нейтральных водах уцелевшие военные корабли фашистов. Стояли почти все лето. На что-то надеялись. И наши пограничные посты были в постоянной боевой готовности. По самым несложным подсчетам, у фашистов давно должны были кончиться пресная вода, продукты. Все это имелось в складах на острове, которые мы охраняли. Им конечно же это было известно.

В одну из ненастных ночей гитлеровцам удалось высадиться небольшой группой восточнее мыса Аркона. Бесшумно снять наших часовых они не смогли. Завязалась перестрелка, и им с потерями пришлось отступить. Пленные показали, что готовится крупная десантная операция с целью захвата продовольствия и боеприпасов. В следующую ночь побережье острова в районе предполагаемого десанта ощетинилось сотнями стволов орудий, самоходок, «Катюш».

Разгром был ужасающим. Все пространство от берега до стоящих на рейде кораблей, забитое шлюпками с десантом, было накрыто сплошным огненным ковром, искусно вышитым нашей артиллерией. Обошлось без стрелкового оружия. Горели, тонули, разворачивались корабли, шли ко дну сотни фашистских солдат, брошенных гитлеровскими адмиралами на верную гибель. И все это — спустя два месяца с того дня., как Германия стала жить мирной жизнью.

— Ну, теперь, кажется, все! — обвел нас взглядом Никандр Захарович.

Среди прибрежных камней, на волнах в полосе прибоя, далеко в море — следы недавнего боя. Последнего для нас в этой войне.

— Не жилось им… — с сердцем говорит Федя Руднев, наш комсорг. Это он о тех, чьи трупы сейчас носят и бьют о камни морские волны. О них и о фашистах вообще.

Нам хочется домой, на Родину. Мы честно и до конца выполнили свой долг перед ней.

А старички уже дома.

Полк наш — добровольческий. Казаков непризывного возраста было много. Их мы торжественно, с почестями и проводили несколько дней назад.

— Кто следующий? — Старший лейтенант обводит нас счастливым взглядом…

Комсорг задумался:

— Неужели вот так на этом и все? И никто из вас не вспомнит «долину смерти», севский поход? Неужели никто из нас не расскажет детям и внукам, как погиб, но не сдался фашистам эскадрон дальневосточников в Рождественском? Никто, кроме нас, не будет знать, как лейтенант Антонец, взбираясь на фашистские танки, гнул прикладом стволы их пулеметов? Неужели никто из нас не приедет на могилы наших ребят в лесах под Карачевом? Никто не расскажет, как брызнула кровь из груди лейтенанта Гаджиева, когда в нее впилась вражеская пуля? А Беседки, Померанский вал?.. И везде — наша кровь, частицы нашей жизни… История же это! И мы с вами ее делали!