Записки русской американки. Семейные хроники и случайные встречи - [116]

Следующий концерт Окуджавы, уже в Лос-Анджелесе, состоялся в 1987 году. После него Александр Половец, основатель и редактор эмигрантской газеты «Панорама», устроил у себя вечеринку, на которой поклонники Булата уговорили его спеть еще несколько песен. Кажется, именно тогда он познакомился с эмигрировавшим комедийным актером Савелием Крамаровым, которого так любили в Советском Союзе – не только народ, но и Окуджава. Когда в том же году я устроила отцу поездку в его родной Торжок, я рассказала каким-то местным юношам в Твери, где мы остановились, что знакома с Крамаровым и что теперь он снимается в Голливуде. Они без конца расспрашивали меня о его американской жизни, перечисляя свои любимые фильмы с ним.

Вскоре после концерта Окуджавы в мае 1991 года, когда он со своей семьей жил у Половца, ему в Лос-Анджелесе сделали срочную операцию на сердце. Операция, стоившая больше 40 тысяч долларов, оказалась удачной, но его семье пришлось познакомиться с американской медицинской системой и суровым капитализмом. Так как Булат был иностранец, больница потребовала деньги вперед – притом что его аорта была почти перекрыта! Главную помощь оказал Лев Копелев – не деньгами, а тем, что добился от одного немецкого издательства письменной гарантии на 20 тысяч. Замечательный Саша Половец развил бурную деятельность, чтобы собрать оставшуюся сумму среди эмигрантов, денег не жалевших. Помогая Саше, я звонила известной певице Джоан Баэз, знакома с которой не была: она в свое время общалась с Окуджавой в Москве и даже пела его песню «Возьмемся за руки, друзья…», но в деньгах отказала, сказав, что у нее их нет![439] Но главное – после операции Булат совсем поправился. Когда мы увиделись через несколько месяцев, уже в ельцинской России, это подтвердилось.

Как известно, в 1991 году в России был большой дефицит продуктов и «товаров повседневного спроса», и я водила Ольгу Окуджаву в валютный магазин. Как-то раз Булат попросил меня купить электрические лампочки – их тогда нельзя было достать – и мы поехали на дачу в Переделкино, где им и нашлось применение. Приносить дефицитные продукты из московских валютных магазинов было одной из функций иностранных гостей. В советские времена я покупала в «Березке» российские сувениры, а московским друзьям – спиртное и американские сигареты. Буле, сыну Булата Окуджавы, как и Алеше Аксенову, я привозила джинсы, знаковый объект желания молодых и немолодых советских мужчин. Я тогда любила острить, что если бы советская продукция больше походила на сувениры из «Березки», то экономика бы процветала.

Как я пишу в главе об Аксенове, в 1993 году в меня запустили дротик – на Новом Арбате, средь бела дня. Булат, в гостях у которого я была вечером, все время приговаривал: «Помните болгарский зонтик, не спите ночью, первые симптомы отравления могут проявиться не сразу!» Он имел в виду убийство болгарского диссидента Георгия Маркова отравленным кончиком зонта. Булат и Ольга за мной тогда заехали; по дороге Ольга забежала в магазин (на том же Новом Арбате), а мы с Булатом остались в машине. Подошел милиционер, вручил Окуджаве штрафную квитанцию за нелегальную парковку, и я впервые увидела, как в таком случае поступают – кладут взятку в паспорт. Я спросила Булата, что больше подействовало на милиционера: деньги или его имя, на что он ответил: «Вряд ли он знает, кто я такой». Запомнился еще разговор о цыганских песнях и театре «Ромэн», который его московские друзья презирали, а он любил (я тоже). Их чувства он отнес на счет официального статуса театра, добавив, что нам следует в него сходить, но поход так и не состоялся.

В Лос-Анджелесе я всегда показывала российским гостям любимый мною, до недавних пор еще богемный район Venice на самом берегу океана – с лучшим пляжем в Лос-Анджелесе, каналами и своеобразной стенописью. В начале ХХ века предприниматель Эббот Кинни там начал строить калифорнийскую Венецию с каналами и зданиями в стиле Дворца дожей, которые сохранились до сих пор. «Фреска», написанная в рамках Федерального арт-проекта, учрежденного Рузвельтом во время «Нового курса» для поддержания художников, изображает основателя вместе с его венецианским начинанием и находится в здании почты; справа изображен другой период: двое рабочих-нефтяников, которых мы здесь не видим, разговаривают с кем-то, стоящим спиной к зрителю. Авторы почтовой стенописи в ту эпоху в основном придерживались левых воззрений и, изображая историю тех или иных мест, обычно подчеркивали роль трудящихся. Поэтому разговор рабочих с неизвестным наводит на мысли о забастовке, а некоторые специалисты считают, что в загадочного третьего «вписан» Ленин, на которого тот действительно похож формой головы, лысиной и сложением. Сам художник пострадал уже во времена так называемой «Красной угрозы» в эпоху Джозефа Маккарти. Булату все это было интересно.

Venice. Стенопись в здании почты (1930-е)

Venice. «Венера на роликах»

Еще его восхитило множество молодых людей на роликах, выделывавших всяческие трюки. Одна из «фресок» пародирует знаменитую Венеру Боттичелли, выступившую из раковины и надевшую ролики, на фоне калифорнийских пальм и Venice Beach. Запечатлен на стенописи и один исторический персонаж – певец в тюрбане, с гитарой и на роликах (справа внизу), ставший завсегдатаем набережной. Чернокожий певец Гэри Перри стал местной звездой: он подъезжал к гуляющим и что-нибудь им пел, надеясь на скромную оплату. В 1979 году Булату повезло, Перри оказался «на работе» – но он пронесся мимо нас, явно куда-то спеша.