Записки разумного авантюриста. Зазеркалье спецслужб - [8]

Ему было тогда семь лет. Вместе с другими одноклассниками его подвезли тогда на автобусе к зданию Исторического музея. Потом их построили попарно, вручив каждому по алой гвоздике. Серые, мышиного цвета пиджачки и брючки школьной формы мальчиков контрастировали с черными платьицами и белоснежными фартучками девчонок. И потом эта колонна внезапно притихших и возвышенно взволнованных ребятишек проследовала по этой самой брусчатке почти на середину площади.

Здесь уже выстраивались такие же колонны мальчиков и девочек из других школ. Взрослые с торжественным видом что-то говорили первоклашкам назидательным тоном, а те внимательно смотрели по сторонам, не до конца осознавая ответственность момента и святость того места, на котором все это происходило. А затем на форме малышей появились юбилейные светящиеся звездочки октябрят, отличавшиеся от тех, которые родители могли купить в любом киоске.

Ребята, приосанившись, поглядывали друг на друга и чувствовали себя героями, которым оказана высокая честь быть принятым в октябрята на Красной площади! Через несколько лет на том же месте уже чуть повзрослевшему мальчишке в числе лучших, досрочно принятых в пионеры школьников торжественно повязали пионерский галстук. Это было в год ленинского юбилея… Отец вспоминал события тех лет и усмехался тому, как давно и как недавно все это было.

Они шли медленно, и отец, поглядывая на дочь, думал о том, что сейчас чувствует этот маленький человечек, что выпадет на долю ее поколения и с какими переживаниями она когда-нибудь приведет своих детей на это же место.

Когда отец и дочь поравнялись с углом здания Исторического музея, отец немного задержался и посмотрел на боковое крыльцо отреставрированного здания из красного кирпича. Именно здесь однажды ранним утром остановился небольшой, идеально вымытый автобус с плотно зашторенными окнами. Площадь с самого утра была оцеплена. Пропустив автобус, турникеты плотно сомкнулись. И те, кому было поручено обеспечение порядка и безопасности, уже не выпускали его из поля зрения, ощупывая цепкими взглядами прибывшую на нем небольшую группу юношей, которые совсем недавно закончили школу.

Они степенно вышли из автобуса и уже привычно построилась в знаменитую колонну по двое. Несколько сопровождавших их пожилых мужчин проследовали к столам, которые были расставлены на площади на одинаковом расстоянии друг от друга. Ребята строем, однако не чеканя шага, а как-то бесшумно промаршировали на отведенное им место и, перестроившись в шеренгу по одному, замерли. Отец хорошо помнил, что не было долгих и красивых речей, изобилующих броскими словами и цветистыми фразами. Все проходило торжественно и четко, строго и сухо, и именно это придавало ритуалу ту неповторимую волнительность, которая будет вспоминаться и в глубокой старости. Каждый поочередно выходил, разворачивался лицом к строю и наизусть произносил присягу.

Те, кого подводило волнение, могли незаметно заглянуть в большую красную папку с текстом присяги и, поймав нужную строку, продолжить торжественно и четко произносить слова, которые навеки связывали его со своей страной, которой он обязывался служить всеми доступными ему средствами в меру своих сил и возможностей, не жалея здоровья и самой жизни.

После принесения присяги каждый аккуратно расписывался в ведомости и после соответствующего разрешения, печатая шаг, возвращался в строй. Потом все молча вернулись в свой автобус. Пыхнув голубоватым облачком, он неторопливо развернулся и выехал за турникет под недоуменными взглядами сотрудников оцепления, которые удивленно пожимали плечами и долго обсуждали, зачем в такую рань привезли этих мальчишек, ведь церемония принятия присяги для курсантов элитной академии была назначена на более позднее время…

Город только начинал просыпаться. Одинокие поливальные машины на пустых улицах еще не сменил городской транспорт. К только что открывшимся станциям метро спешили пока еще редкие пешеходы…

Отец улыбнулся своим воспоминаниям, и знакомый холодок волнения пробежал по его спине, словно ему предстояло повторить ритуал и слова присяги на том же месте еще раз.

Оказавшись на самой площади, отец, отвечая на расспросы дочери, как на детской олимпиаде, рассказывал об истории Кремля, о его древнем деревянном предшественнике и о том, как быстро, но с соблюдением военной хитрости и секретности возводились белокаменные стены и рылись тайные колодцы и секретные ходы к Москве-реке. О том, как позднее белокаменные стены были заменены кирпичными. Как изменялись башни, подчиняясь воле московских князей и мысли итальянского архитектора. Как позднее на башнях появились шатры, придавшие Кремлю практически современный вид. Рассказывал о его двадцати башнях, припоминая что-то интересное из истории каждой, и о стене с 1045 зубцами.

Отец и дочь медленно приблизились к входу в Мавзолей, вошли в открытые массивные двери и, повернув налево, стали спускаться вниз, стараясь держаться как можно ближе к стене лестницы, а затем и небольшого квадратного траурного зала. Тишина и проникающий в душу холод удивительно соответствовали торжественной атмосфере этого затемненного помещения, в центре которого возвышается почти невидимый стеклянный саркофаг с останками человека, идеи, поступки и действия которого сыграли решающую роль в судьбах миллионов людей в двадцатом столетии. Его телесного цвета лицо, грудь и руки эффектно выхватывают из мрака лучи небольших прожекторов, остальное тонет во тьме. Каждая деталь композиции тщательно продумана и выверена, в целом создается впечатление, что посетители видят перед собой спокойно спящего человека.