Записки простодушного - [55]

Конечно, не очень-то хотелось возвращаться опять в Пермь, на скудные студенческие харчи. Да и началось это возвращение не совсем удачно: взяли меня в заложники — в первый и, надеюсь, последний раз в жизни.

Было так. Вернувшись довольно рано, мы с Витей слонялись по пустому общежитию — никого из друзей еще нет. И вдруг встречаем Сашку Чистина. Саша был не дурак выпить, носил высокое звание «первой бутылки университета». Он где-то подрабатывал, и деньги у него водились, иногда и друзей (щедрая душа) угощал. Правда, однажды, незадолго перед праздниками, он вошел в нашу комнату и торжественно заявил: «Всё, ребята, бросаю пить!» — «Как! Совсем?!» — «Совсем. Вот, читайте». Бросает перед нами лист бумаги. Читаем:

«Я, студент 4-го курса Александр Чистин, в здравом уме и трезвой памяти довожу до сведения всех заинтересованных лиц, что с 20-го числа текущего месяца текущего года я полностью прекращаю употребление спиртных напитков, за исключением следующих строго определенных случаев:

1. Дни рождения мои и моих друзей.

2. Дни свадеб мои и моих друзей.

3. Дни похорон мои и моих друзей.

4. Революционные праздники.

5. Дни черной меланхолии».

И вот мы подходим к Саше: «Саша, мы знаем — ты теперь человек непьющий, но ведь сегодня революционный праздник! Не грех посидеть, праздник отметить!» — «Без вопросов! Пошли в кафе!»

Съели по котлетке, выпили винца, поболтали. Подошла официантка, с лицом, по выражению Пелевина, строгим, как у судьбы. Мы, все трое, сидим, безмятежно откинувшись в креслах, будто это нас вовсе не касается. На нетерпеливо-вопросительный взгляд девушки мы, тоже взглядом и движением бровей, указываем на Сашу, а он царственным жестом указует на нас: «Ведь это вы меня пригласили!» Клятвенные обещания расплатиться завтра, неотразимые улыбки, комплименты, риторические вопросы («Что у вас в груди — сердце или камень?») не смягчили сердце девушки (видимо, там все-таки размещался камень). Пришлось ребятам, Саше и Вите, бегать по общежитию и занимать деньги, оставив меня в заложниках. Правда, довольно быстро удалось собрать за меня выкуп.

* * *

На Новый год университет получил разрешение на рубку елок в Черняевском лесу. Мы их вырубили, погрузили на машину, отвезли к университету, а одну взяли в общежитие, в свою комнату. Игрушек не было, делать их самим неохота, да и некогда — зачеты! Украсили елку чем Бог послал. А послал он мыльницы, футляры зубных щеток, крышки кастрюль. (Прошу прощения у Ильфа-Петрова за плагиат, но ведь и они сами тоже иногда у Аверченки слегка… ну, скажем, заимствовали. К тому же эта шутка про Господню щедрость принадлежит не им, а Сухово-Кобылину!) Сашка Чистин даже утюг на елку приспособил!

Елка была довольно большая, ветки протянулись от стены до стены. Мы уснули счастливые, как в лесу, под нависшими над нами еловыми лапами. Но… тут и оборотная сторона медали. Она стала приоткрываться нам уже ночью, а утром открылась полностью: наши постели — простыни, одеяла, подушки — были обильно присыпаны колючей еловой хвоей…

* * *

Завтра экзамен, у трудного преподавателя, и трудный — «Русская литература первой трети XIX века».

Утомленные чтением текстов, штудированием громадных статей Белинского, идем в кино, на последний сеанс, на какую-то пырьевскую комедию, про трактористов и их «стальных коней». И как же нам понравился этот фильм! Даже песня «Наша поступь тверда, и врагу никогда / Не гулять по республикам нашим!» только кольнула чуть-чуть (ведь враг крепко погулял-таки по республикам нашим!), но не испортила общего впечатления. Уверен: в трудные периоды кино может помочь людям не нагнетанием ужасов, не тыканием зрителя носом в дерьмо жизни, а оптимизмом, верой в будущее, а главное — верой в человека. Поэтому в послевоенные годы нужны были «Кубанские казаки».

После кино пошли в общежитие. Мокрый снег лепил в лицо, но мы были счастливы и снова и снова повторяли почему-то попавшуюся на язык старую песню:

Не лукавьте, не лукавьте, ваша песня не нова.

Ах, оставьте, ах, оставьте: всё слова, слова, слова…

Тень завтрашнего экзамена, конечно, висела над нами, но не очень пугала. А напрасно… Обещал я не писать об экзаменах-зачетах, но об этом экзамене нельзя не написать.

Экзаменатор — заведующая кафедрой русской литературы Пермского университета Руденко (имя-отчество не помню) — личность исключительно интересная. Страстно влюбленная в русскую литературу, она обладала феноменальной памятью и на лекциях читала на память стихи поэтов XIX века, целые главы из «Евгения Онегина». Вот 50 лет прошло, а помню, как из продырявленного кармана ее старой кофты свешиваются, позвякивают какие-то ключи, а она, не замечая этого, вдохновенно читает — целиком, по памяти, большую балладу «Садко» А. К. Толстого.

Вот Садко тоскует в подводных хоромах Водяного царя по земле, где сейчас «во свежем, в зеленом лесу молодом березой душистою пахнет»; он готов отдать все морские сокровища (и прекрасных, но колючих, как ерши, дочек Водяного царя в придачу) «за крик перепелки во ржи, за скрип новгородской телеги».

Водяной царь его вразумляет:

Садко, мое чадо, городишь ты вздор,