Записки президента - [25]

Однако Крючков шёл на этот риск. Он активно вёл переговоры с представителями КПСС Баклановым и Шениным (первый отвечал за космическую и оборонную промышленность, второй — за партийные кадры, за организационную деятельность). Больше того, Крючков в преддверии путча пошёл на прямые контакты с руководителем горбачевского секретариата Болдиным, одним из самых близких и доверенных лиц Горбачёва!

Тезис о том, что Президент СССР оказался заложником в руках экстремистов, и в частности главного экстремиста Ельцина, Крючков излагал перед достаточно широким кругом лиц, обосновывая необходимость ввода чрезвычайного положения. И не только излагал, но и убеждал, доказывал, втягивал в организацию переворота. Об этом свидетельствуют его необычайно активные — для шефа такого ведомства — встречи с представителями разных структур власти незадолго до путча.

Так рождался этот путч. Путч, который готовился довольно нагло и спокойно. Путч, участники которого почти не боялись ответной реакции, чувствуя под ногами вполне твёрдую почву.

К тому времени у Крючкова под влиянием разных факторов созрела мысль о полной изоляции Горбачёва.

В борьбе с КГБ Горбачёву, как считал Крючков, совершенно не на кого опереться. Генеральный секретарь, а теперь и Президент Советского Союза (правда, избранный каким-то странным путём) завис в невесомости.

Представить эту теорию в общих чертах можно так. Горбачёв уже давно не являлся лидером процесса реформ. Его уступки демократам в ходе ново-огаревских переговоров были вынужденными и в некотором смысле тактическими. Как я уже говорил, загнанный в угол борьбой противоположных политических сил, он сделал этот ход, чтобы выиграть время.

Все многочисленные митинги, которые зимой и весной 91-го будоражили Москву (и в каком-то смысле стимулировали Президента СССР на новые идеи и действия), были, в общем-то, «антигорбачевскими».

С другой стороны, Горбачёв не мог опереться и на парламент, который когда-то был ему послушен. Верховный Совет целиком контролировался Лукьяновым. Противодействие со стороны депутатов и экономической реформе, и новому Союзному договору, и вообще горбачевской «перестройке» не вызывало сомнений. Этот парламент в большинстве своём представлял бывшую советскую номенклатурную элиту, недовольную «перестройкой».

Огромное раздражение назрело и в армии. Причин было масса: конверсия, свёртывание оборонной промышленности, изменение стратегической концепции, уступки Западу в области вооружений, абсолютно неподготовленная передислокация войск из Восточной Германии, вынужденное участие в межнациональных конфликтах, которые подвергали угрозе жизнь и здоровье военнослужащих и их семей.

Наконец, дала трещину и основная опора горбачевской власти — исполнительная вертикаль. Новый премьер Павлов за период с апреля по июнь очень резко обозначил независимость своей позиции, «особое мнение» по многим экономическим и политическим вопросам, противодействие общему курсу горбачевской администрации. Это дало мощный и совершенно неожиданный резонанс. Для того, чтобы «окоротить» зарвавшегося Павлова, у Горбачёва, как вдруг выяснилось, не было никаких средств и возможностей. Не было «верхней структуры», которая бы согласованно принимала жёсткие решения под влиянием Президента. Политбюро было, по сути, легально отстранено от власти. Президентский совет, после ухода оттуда Шеварднадзе, Бакатина, Яковлева, перестал быть тем органом, на который можно было опереться. Компартия раскололась на левых, правых и центристов и была очень недовольна своим официальным лидером.

Горбачёв оказался в одиночестве.

Крючков внимательно изучал ситуацию, сложившуюся вокруг главного «прораба перестройки». Метания Горбачёва между разными политическими силами дорого стоили первому и последнему Президенту СССР.

По агентурным данным, Горбачёв потерял доверие широких слоёв населения и начал терять авторитет у главных западных политиков. В справке КГБ, представленной Крючкову, говорилось, что «…в ближайшем окружении Дж. Буша полагают, что М.С. Горбачёв практически исчерпал свои возможности как лидер такой страны, как СССР… В администрации Буша и правительствах других западных стран пытаются определить возможную кандидатуру на замену Горбачёва»…

Дело не в том, насколько это сообщение КГБ соответствовало действительности, важно, что Крючков явно опирался на эти данные, строя тактику заговора. Тактику не чисто военного, а фактически легального, административного изменения в верхних эшелонах власти — замены «всем надоевшего» Горбачёва.

Вечером 18 августа в Кремле, в кабинете премьер-министра СССР Павлова, им впервые предстояло собраться всем вместе без Горбачёва. Всей «команде президента», которая быстренько договорилась о замене самого тренера.

Так бывает не только в футболе.

И все-таки пойти на заговор было психологически очень трудно. Крючков поделил всех участников событий как бы на три группы: первые вместе с ним принимали основные решения — это были прежде всего представители КПСС Бакланов и Шенин, а также Павлов и Язов, хотя последний все время играл пассивную роль. Вторые осторожными переговорами и намёками втягивались в орбиту ГКЧП. Третьи должны были примкнуть, увидев, какие силы ратуют за чрезвычайное положение. Примкнуть или уйти в сторону.