Записки пинчраннера - [8]

Вы его слишком ненавидите, и поэтому, скорее всего подсознательно, рассказывая о нем, изо всех сил стараетесь скрыть, что он хотел стать писателем. А ведь, если рассматривать происшедшее с этой точки зрения, у вас с ним много общего.

Вы хотите сказать, что Дохлая обезьяна и я проецируемся из одного источника НЛО?

— Там в этом убеждены, — наслаждаясь моим гневом, прокомментировал отец Мори. — Этот юноша мечтал, в один прекрасный день совершив некое превращение, отнять у вас вашу литературную работу, и тогда уже вам пришлось бы посылать ему полные ненависти письма. Более того, он хотел бы лишить вас не только работы, но и той жизни, которую вы ведете в своей семье. Вот почему он постоянно говорит вам гадости про вашего ребенка, про вашу жену, что казалось бы, не имеет никакого отношения к его литературным амбициям. Скорее всего, вы не освободитесь от Дохлой обезьяны, пока не поменяетесь с ним местами, ха-ха. Поэтому бессмысленно из года в год проклинать его. Не будь Дохлой обезьяны, вы, наверно, подыскали бы себе кого-нибудь другого и день и ночь пылали бы ненавистью. Возможно, эта Дохлая обезьяна и есть спроецированный волшебным фонарем облик ненависти, скопившейся у вас внутри, ха-ха. Заявление протеста, которое я писал вам, возникло из необходимости спроецировать скопившуюся во мне ненависть, и совершенно случайно объектом были выбраны вы. Правда, мне и в голову не приходило, что вы выбросите мое письмо.

Разумеется, я его не выбросил. Просто убрал подальше, в книжный шкаф, к тем письмам, на которые нет желания отвечать.

Вот, значит, почему я не перешел к угрозам, несмотря на то что вы мне не ответили. Ведь если бы я хотел угрожать врагу, то хоть я и не Дохлая обезьяна, но тоже могу привести в трепет десятки миллионов людей, ха-ха. Потому что я человек, который теоретически способен изготовить небольшую атомную бомбу, ха-ха.

Изготовить атомную бомбу, пусть и небольшую! Это уже выходило за рамки разговора, который могли бы вести средних лет мужчины, дожидавшиеся наших д е т е й на школьной спортивной площадке под пасмурным майским небом. Я подумал, что такое, скорее, могла бы сказать всегда погруженная в свои мысли и казавшаяся от этого нервнобольной жена отца Мори. Неужели кто-то мог подумать, что этот похожий на музыканта-авангардиста ученый-атомщик способен привести в трепет даже собственную жену?

Не имея на то никаких оснований, я вдруг осознал, что, скорее, сам отец Мори постоянно находится в зловещей тени, отбрасываемой этой похожей на индианку маленькой женщиной, словно сжавшейся от напряжения — не только духовного, но и физического. Разве он, человек солидный, стал бы угрожать небольшой атомной бомбой, если бы не это давление, которое он непрерывно испытывал? Я вспоминаю, что как раз в тот день отец Мори — неважно, в каком смысле, — впервые употребил слово превращение.

5

Помню и еще один день, когда как-то под вечер меня навестили отец Мори с сыном. Отец Мори сначала несколько раз прошел туда и обратно вдоль покрытой нежной молодой листвой и потому просматривавшейся насквозь живой изгороди, пытаясь определить, что делается в доме. Мужчина небольшого роста в надвинутой на самые глаза шляпе, по форме напоминающей китайскую, каждый раз меняя направление, замирал перед домом, потом снова шел дальше. Чуть отодвинув штору и наблюдая за ним, я размышлял о причине странных движений мужчины и вдруг понял, что это отец Мори, ведущий за руку самого Мори. Если н а ш их доте й, начавших двигаться в определенном направлении, заставляют изменить его без должного объяснения словами и жестами, они, следуя телесной и духовной инерции, сопротивляются этому. И, неосторожно потянув ребенка за руку в другую сторону, можно вывихнуть ему запястье. Инерция бытия наших детей, растолстевших от малоподвижной жизни и неумеренного питания, — сила колоссальная. Я не стал дожидаться, пока отец Мори решится ступить на вымощенную кирпичом дорожку, ведущую в дом, и вышел встретить их. При этом я будто бы в поисках опоры взял за руку сына, подняв его с любимого места — за холодильником, у теплой задней стенки.

Стоявший у низкой деревянной калитки отец Мори, увидев, что из дому вышел я с сыном, растерялся, но его первые слова, так же как и вызывающая улыбка, слегка тронувшая глаза и рот, были подчинены стремлению скрыть свое смущение.

У вас такой вид, будто вы приняли меня за Дохлую обезьяну.

Я ничуть не напутан, скорее испытываю к Дохлой обезьяне отвращение.

Я уже говорил однажды, что это, возможно, не более чем одно из проявлений вашего отвращения к действительности. Разумеется, наше неожиданное вторжение тоже вполне могло вызвать ваше отвращение, ха-ха.

Я открыл калитку и стал наблюдать спектакль, как мой сын и Мори обнаруживают друг друга. Они не разговаривали между собой, не рассматривали один другого. Лишь исподволь раздували жар взаимного интереса, тлевший в их груди, подобно подернутым пеплом углям, и жар все усиливался, и наконец кончиками пальцев они потрогали карманчики джемперов друг друга — тогда их бесстрастные, похожие лица осветились приветливой улыбкой.