Записки переводчицы, или Петербургская фантазия - [28]

И стало ясно: что-то изменилось. Пижон больше не валялся на снегу. Он отполз к вагончику и внимательно наблюдал за борцами, стараясь вычислить, когда Василий повернется затылком. Потом медленно, не привлекая внимания, подтянул «автомат», в дуле блеснул толстенный дюбель. «Сейчас он его убьет», — ясно и четко прозвучал чей-то голос. Я почувствовала, как стекленею: ноги стали хрупкие и прозрачные, пальцы похолодели, в голове что-то зазвенело, как проволока на ветру. Пижон сжал рукоятку двумя руками, встал на колено... Я рванула на негнущихся ногах, ожидая, что сейчас сломаюсь, разобьюсь, превращусь в груду хрустальных осколков, не добегу. Стрелок тщательно целился, борцы поворачивались по часовой стрелке, и загорелая спина Василия заблестела на солнце.

— Сдохни, гад! — истошно закричала я и со всего размаху опустила груженый пакет на затылок снайпера.

На секунду заглянула в удивленные глаза со зрачками-точками. Но было уже не страшно. Я уже перешла грань и, упираясь руками в грязный подбородок врага, навалилась худым телом, опрокинула Пижона на снег. Тот попытался встать, но не смог: подоспевший пес крепко ухватил его за нос и прижал. Тошнотворный звериный запах накрыл меня с головой, и сознание ушло.

Очнулась я в вагончике на солдатской койке. Снизу и сбоку внимательно смотрели четыре разноцветных глаза: два человеческих, два золотисто-карих, собачьих. Василий стоял на коленях и напряженно вглядывался в мое лицо. Пес сидел, вытянув морду и навострив уши.

— Фу, очнулась! Очнулась наша Настасья Микулична! — радостно рявкнул Василий.

Песик с облегчением вздохнул и засунул нос в широкий рукав пальто. Нос был, как полагается, влажным и холодным, и я невольно вздрогнула. С тревогой покосилась на легкомысленно распахнутую дверь и ситцевую занавеску, которая шевелилась под порывами ветра.

— Где они? Они... ушли?

— Их увезли. Наша полиция нас бережет, — просиял Василий цыганской улыбкой.

— А вас почему не забрали? Вы тоже участвовали.

— Я потерпевший, — ласково сообщил Василий. — В отличие от тебя противоправных действий не совершал, только защищался. Забрать хотели тебя, матушка, как напавшую. Но я не дал. Сказал, что это за меня жена заступилась, и они поверили.

— Что?!

— Шучу! — с деланым испугом тут же поправился он, и выражение его лица стало очень симпатичным.

— Тоже мне — шутник... — Я даже не обиделась и рассмеялась вместе с ним. — Я, между прочим, переводчик и кандидат наук.

Василий кивнул с пониманием:

— Видишь, Треха, какая серьезная женщина...

Пес зевнул.

— Ясен перец, такая за бомжа замуж не пойдет. Да и я, матушка, жениться не собираюсь: ты не моего поля ягода, уж извини... А сказал, чтобы не увезли с места происшествия в одной машине с теми годзиллами. По-любому спасибо тебе, добрая женщина. Если бы не вы с Трехой, лежать бы мне сейчас в склепе с дюбелем в башке. — Он зажмурился и тряхнул кудрями. — Ох долгая была бы смертушка.

И неожиданно поклонился мне, чем сильно смутил. Я медленно села на постели. В принципе, все было в порядке: немного звенело в ушах, но это пустяки. Желание покинуть сей убогий приют стало неодолимым.

— Все-все, Василий! Я принимаю благодарности и спешу домой. Мне правда пора.

— Ты идти-то можешь? Хочешь, на руки возьму?

— Не стоит, — усмехнулась я и решительно поднялась.

Этому цыгану палец в рот не клади — руку откусит.

— Мы проводим. Айда с нами, Треха!

— Зачем? Думаете, возможны новые сюрпризы?

— На кладбище они всегда возможны. Здесь своя отдельная планета — полюс недоступности.

Мы потихоньку побрели по дорожке. Я быстро поняла, что Василий идет не к воротам, а, наоборот, от них. Спрашивать не хотелось. К тому же Треха, которому я доверяла, был абсолютно спокоен. Он скакал впереди и с удовольствием обнюхивал подтаявший снег. Я подняла глаза и посмотрела вверх. По-зимнему голые, ветки деревьев соединялись в ажурный купол. Изящный узор казался гигантским рисунком черной тушью на синем шелке.

— Посмотрите, как красиво! Если бы я была японкой, я бы посвятила этим веткам четверостишье, — неожиданно вырвалось у меня, и я покосилась на спутника, ожидая реакции.

— Стихи? Это хорошо. — Василий снисходительно кивнул. — Но не торопись, ты еще настоящей красоты не видала. Вот смотри!

Мы остановились перед сиренево-лиловым холмом: с южной стороны, где уже стаял снег, его от подножия до макушки покрывали огромные колокольчики. Венчики изо всех сил тянулись вверх и просвечивали на солнце, казалось, что в каждом пылает маленький огонек.

— Как чаши Грааля... — У меня перехватило дыхание.

— Верно, на чаши похоже. Только вообще-то это обыкновенные крокусы.

— Я в молодости видела такие. Мы тогда поднимались на Ивано-Франковский перевал. Откуда они здесь?

— Не знаю откуда. Я же говорю — своя планета. Ну налетай, собирай.

— Зачем? Я что, варвар?.. Кстати, о варварах. — Я исподлобья взглянула на него. — За что эти люди хотели вас убить? Что вы им сделали? Это гробокопатели, да?

— Да, — неожиданно просто согласился Василий, как будто речь шла о чем-то очень обычном. — Таких археологов здесь много, но эти — профессионалы. И хотя вокруг копано-перекопано, они все равно что-то находят. Не обращайте внимания, уважаемая, это очень давняя история.