Записки переводчицы, или Петербургская фантазия - [14]

— Расскажи, какая она? — пригорюнилась я.

— Красивая и рыжая, как солнце. Любит все необычное.

— Крашеная, наверно?

— Рыжая! У нее кожа белая-белая и везде веснушки, даже на коленках.

— Откуда ты знаешь про коленки? Сейчас же зима.

— Ну, ба, ты даешь... — ошарашенно сказал Паша. — Прямо не знаю, что тебе сказать! Мне кажется, что в нашей семье настоящий ребенок не я.

— Думаешь, я обречена на вечное детство?

— Конечно! Ты же сказочница. Поэтому гарантирую, что Лельке понравишься: она обожает детей и зверей.

— Как хорошо, что я отношусь к первым.

— Ба, не передергивай! И знаешь что? Поезжай с нами в Хакасию: мы в июле собираемся по рериховским местам.

— И что я там буду делать? Удивлять местных жителей лыжными палками в разгар лета?

— Во-первых, можно обойтись без восхождений — тебе они зачем? Во-вторых, палки давно пора выбросить, но ты боишься! А боящийся не совершен в любви.

— Ого! Это же Евангелие! Я удивлена и сражена. Ты читал?

— Нет конечно! Я пантеист, однако сказано великолепно. А над моим предложением подумай — сейчас отвечать не обязательно...

Он начал аккуратно укладывать в рюкзак подарки.

— Мне пора! Ба, что у тебя опять с лицом?

По щеке предательски пробежала слезинка, и я не успела ее вытереть.

— А ты не можешь их попросить?

— Не могу, прости, — жестко ответил Паша. — Я бы с удовольствием соврал, да не умею, и от этого много проблем. Хочешь — сама звони и упрашивай. Но, если честно, не ожидал от тебя такого сумасшествия. Ты талантливый, умный человек — зачем так унижаться?

— А может, вы с Олей посидите на своей крыше и придете ко мне?

— Извини, у нас другие планы. А вот после Нового года обязательно зайдем.

Внук ушел, дверь хлопнула громко и смачно: наверное, с таким же мокрым звуком падал нож гильотины на невезучую шею. Стало очень тихо. Я вошла в гостиную, благоухающую розовым маслом, и присела. В центре стола поблескивал глазурью нетронутый торт и лежала куча лакированных деревяшек. Полная девальвация всего и вся. Можно объявлять о сокрушительном моральном банкротстве.

Эта мысль доставила мне горькое наслаждение, ибо я, как все Скорпионы, самоед. Разум сопротивлялся, торопливо нашептывая разумные доводы, но было поздно: обида разгоралась в моем худеньком теле, как свеча в стеклянном фонарике. Сразу стали видны все шрамы, когда-либо нанесенные моей душе, и я с головой нырнула в водоворот мазохистского наслаждения.

Наконец-то я осознала свое место в семье! Я древний родовой тотем, которому поклоняются, воздают должное и приносят в жертву свободное время. Но ритуальные церемонии всем уже надоели и никто не знает, что делать. Как точно сказал Паша: «Анестезию придумали: розы, торт...» Фу, как некрасиво! Какое-то глумление, а все из-за трусости. Глаза высохли, я старательно вытерла мокрые щеки и почувствовала, как в душе закипает злость и возмущение. Ведь я умоляла вас о внимании и любви только один раз в году — просто хотелось, чтоб все было как раньше...

Внезапно осенило: а зачем я это делала? Если им так надоели эти новогодние экскурсии в прошлое, может быть, стоит уйти туда и исчезнуть? Я сделаю это для их же блага, разбужу совесть, и тогда — возможно! — им даже будет не хватать старушки Бересты. А что еще остается человеку, который всем надоел? Только одно — надеть шапку-невидимку и пропасть, чтобы подарить близким свободу. Отличный новогодний подарок!

Эта идея мне очень понравилась. Секунду я раздумывала, потом схватила сумку, кинула туда кошелек и паспорт, ринулась к вешалке. Кое-как оделась, бросила прощальный взгляд на палки. Боящийся не совершен в любви? Хорошо! Погибать так погибать! Я твердо решила исчезнуть навеки.

Глава 5

Выбежав на улицу, я в изумлении остановилась, узрев Планету ангелов, которая сияла неземной белизной, излучая спокойствие и любовь. Метель стихла. Все вокруг было белым или серебряным: на земле лежали чистые белые пласты снега, сверкали фонари, дверные ручки, даже заиндевевшие мусорные баки превратились в какие-то невероятные кристаллические кубы, и в этом странном мире не было ни одного человека. В царстве гармонии и тишины я показалась сама себе сумасшедшей молекулой, которая вносит хаос и разрушение. Я даже устыдилась на минутку, и мелькнула мысль: не вернуться ли домой? Впрочем, отступать не хотелось и, поколебавшись, я вступила на белые снежные волны, разрушая красоту подошвами ботинок.

Оставляя цепочку следов в рубчик, я бесстрашно пошла в полном одиночестве туда, куда глядели глаза, придумывая для себя очередные казни. В голову пришло другое сравнение: не молекула, а одинокая старая облезлая ворона, которая отстала от стаи. Вот и хорошо! Буду идти, пока не упаду, а потом, когда меня найдут, им позвонят (у меня же паспорт с собой). Или нет, пусть лучше меня бомжи найдут, я растворюсь в адище города, а они меня будут искать, но безуспешно. И наверное, Влад заплачет, и все поймет, и пожалеет мать. А я исчезну! Навсегда.

Я остановилась перевести дыхание, открыла сумку и нащупала паспорт. Его нужно выбросить, немедленно! С паспортом не растворишься. Пальцы до боли сжали кожаную обложку. Ну что же ты медлишь? Урна рядом — разорви, выброси и иди куда глаза глядят. Ты же хочешь исчезнуть? Страх волной поднялся внутри, и в этот момент морозный воздух дрогнул и загудел: «Бом-м-м, бом-м-м». Показалось, что меня накрыли большим колоколом.