Записки опального директора - [5]
Я говорю любой ценой потому, что в то время было совсем не просто послать сына учиться в институт или университет. На это нужны были большие деньги, которых у нашего дедушки, по всему видно, всегда не хватало. Кроме того, в еврейских семьях в то время было принято, как правило, дать детям, особенно мальчикам, ремесло, которое могло бы быстрее помочь семье в борьбе за выживание. Вот почему они, мальчики в еврейских местечках, становились чаще всего портными, сапожниками, парикмахерами, мясниками и молочниками, торговцами. То же советовали сделать и моему дедушке.
Но дедушка Соломон настоял на своём. Он собрал деньги и отправил сына в институт. С дипломом фармацевта он вернулся в Красилов, где проработал в местечковой аптеке всю свою жизнь. Хоть он и был здесь единственным специалистом с высшим образованием, это не помогло ему сделать карьеру. Он прослужил всю жизнь в должности аптекаря.
На его должность никто не претендовал не только потому, что он был самым образованным в этой области человеком в нашем местечке, лучше других знал и умел делать эту работу, но и потому, что он в высшей степени добросовестно ее выполнял и очень любил. Он часто задерживался в аптеке до позднего вечера, когда, как он говорил, была срочная работа, его нередко вызывали и ранним утром и даже ночью, когда это требовалось. К нему постоянно обращались за помощью и советом знакомые и малознакомые люди. Незнакомых совсем у него просто не было. Его в местечке знали все. Он никогда не отказывался являться на вызовы и никогда не отказывал людям в необходимой им помощи.
На нас, детей, у него оставалось очень мало времени, но он использовал каждый час, каждую минуту свободную от основной работы, чтобы побыть с нами, поиграть, чему-нибудь научить или просто погулять. Хоть и немного было такого времени, но и тех коротких часов общения с ним оказалось достаточно для того, чтобы в полной мере почувствовать его отцовскую любовь, заботу и внимание. Неудивительно поэтому, что я, мои братья и сестра очень любили отца. Удивительно то, что каждый из нас не ревновал его в большей любви к другому. Что касается меня, то признаюсь, что считал почему-то, что он любит меня больше всех, хоть я не был ни первенцем, ни мизинцем в семье. Может то-же в душе чувствовали мои братья и моя младшая сестрёнка, которая на то имела все основания, хотя бы потому, что она была самой маленькой из детей и еще потому, что она девочка.
Хоть я и принимал его любовь, доброту, внимание ко мне, как должное и поэтому не запоминал многие детали, но тем не менее отдельные проявления отцовских чувств ко мне врезались в мою память и остались на всю жизнь.
Помню, как он учил меня игре в шахматы совсем маленьким. В то время у нас мало кто играл в шахматы. Папа хорошо играл, любил и ценил шахматы, считая их самой умной и полезной игрой, которую когда-либо придумал человек. Он научил нас, всех троих братьев, этой игре. Может быть он научил бы этому и сестричку, но она была тогда ещё совсем маленькой. Он был рад успехам своих сыновей в освоении шахмат, но больше всего радовался моим успехам. Может быть потому, что я был меньшим из трех братьев, а может быть и потому, что я был его любимцем.
При своей предельной занятости, он находил время устраивать семейные турниры по шахматам, являясь в них и арбитром и участником. По окончании турнира папа вручал награды победителям. Нехитрые и недорогие подарки, вроде общей тетради, альбома для рисования или пачки цветных карандашей вызывали спортивный азарт у участников этих турниров и большую радость у победителя.
Шахматы тогда для меня были самым любимым занятием и, может быть, если бы не ранняя смерть отца и связанные с этим невзгоды, обрушившиеся на нашу семью, я бы достиг в них заметных успехов.
Запомнилось мне и то, как я с ранних лет восседал на папиных коленях за обедом. В семье был неизменный порядок общего для всех обеда. Обедали, когда папа приходил с работы. Обычно это было в одно и тоже время, но даже, когда случалось, что папа задерживался на работе, все ждали его возвращения. Где бы мы в это время не были, чем бы не были заняты - к обеду приходили домой вовремя. Для этого не требовалось никакого принуждения ибо каждый обед для нас был праздником и мы ждали его с нетерпением, независимо от того, что подавалось на стол к обеду.
Главную роль в организации семейных обедов играла, конечно, мама. Она намечала перечень блюд, закупала нужные продукты, готовила, накрывала на стол и подавала каждому еду. Еда была разная в зависимости от дня недели, праздников, материальных возможностей. Стол накрывался свежей скатертью и аккуратно сервировался. Во главе стола сидел папа - такой важный, красивый, со свежевыбритым улыбающимся лицом, гладко причесанными волосами, с чуть заметной сединой на висках. Он казался мне неким царьком. Пусть не всамделишным царём, которого я видел на картинках, а нашим семейным царьком. Он всегда был в центре нашего внимания. Его предложения и советы каждым из нас принимались безропотно. Кроме ответной любви к нему для этого были и другие веские основания. Он был умницей, высоко образованным, культурным и тактичным человеком.

Поколение шестидесятников оставило нам романы и стихи, фильмы и картины, в которых живут острые споры о прошлом и будущем России, напряженные поиски истины, моральная бескомпромиссность, неприятие лжи и лицемерия. Их часто ругали за половинчатость и напрасные иллюзии, называли «храбрыми в дозволенных пределах», но их произведения до сих пор остаются предметом читательской любви. Новая книга известного писателя, поэта, публициста Дмитрия Быкова — сборник биографических эссе, рассматривающих не только творческие судьбы самых ярких представителей этого поколения, но и сам феномен шестидесятничества.

Имя Всеволода Эмильевича Мейерхольда прославлено в истории российского театра. Он прошел путь от провинциального юноши, делающего первые шаги на сцене, до знаменитого режиссера, воплощающего в своем творчестве идеи «театрального Октября». Неудобность Мейерхольда для власти, неумение идти на компромиссы стали причиной закрытия его театра, а потом и его гибели в подвалах Лубянки. Самолюбивый, капризный, тщеславный гений, виртуозный режиссер-изобретатель, искрометный выдумщик, превосходный актер, высокомерный, вспыльчивый, самовластный, подчас циничный диктатор и вечный возмутитель спокойствия — таким предстает Всеволод Мейерхольд в новой книге культуролога Марка Кушнирова.

За годы работы Стэнли Кубрик завоевал себе почетное место на кинематографическом Олимпе. «Заводной апельсин», «Космическая Одиссея 2001 года», «Доктор Стрейнджлав», «С широко закрытыми глазами», «Цельнометаллическая оболочка» – этим фильмам уже давно присвоен статус культовых, а сам Кубрик при жизни получил за них множество наград, включая престижную премию «Оскар» за визуальные эффекты к «Космической Одиссее». Самого Кубрика всегда описывали как перфекциониста, отдающего всего себя работе и требующего этого от других, но был ли он таким на самом деле? Личный ассистент Кубрика, проработавший с ним больше 30 лет, раскрыл, каким на самом деле был великий режиссер – как работал, о чем думал и мечтал, как относился к другим.

Содержание антологии составляют переводы автобиографических текстов, снабженные комментариями об их авторах. Некоторые из этих авторов хорошо известны читателям (Аврелий Августин, Мишель Монтень, Жан-Жак Руссо), но с большинством из них читатели встретятся впервые. Книга включает также введение, анализирующее «автобиографический поворот» в истории детства, вводные статьи к каждой из частей, рассматривающие особенности рассказов о детстве в разные эпохи, и краткое заключение, в котором отмечается появление принципиально новых представлений о детстве в начале XIX века.

Николай Гаврилович Славянов вошел в историю русской науки и техники как изобретатель электрической дуговой сварки металлов. Основные положения электрической сварки, разработанные Славяновым в 1888–1890 годах прошлого столетия, не устарели и в наше время.

Книга воспоминаний известного певца Беньямино Джильи (1890-1957) - итальянского тенора, одного из выдающихся мастеров бельканто.