Записки опального директора - [2]

Если и Вы посчитаете его полезным для себя, то примите эту исповедь, как мой подарок Вам. Мне очень приятно это сделать, так как постоянно хочу доставлять Вам радость.

Скажу откровенно, что нелегко мне было взяться за перо. Я ведь не писатель, не журналист (если не считать нескольких десятков статей по технической тематике). Полагаю, что и написанное мною, не станет литературным шедевром, но ведь и не эту задачу я ставил перед собой.

Кое-кто из моих друзей, обладающих большими чем я способностями к литературному творчеству, и, считающих полезным описание моего жизненного пути, предлагали мне в этом свою помощь. Но я решил писать сам, ибо кто же лучше меня знает мою жизнь, чувствует и понимает все тонкости и особенности происшедших в ней событий. В моём решении отразилась также невысказанная любовь к моим родителям, братьям, родным и близким, погибшим в годы моего детства и юности от голода и холода, побоев и насилия во время еврейских погромов, в Гражданскую и Отечественную войнах. Замученных и расстрелянных в гетто, умерших после ранений на полях сражений и от тяжёлых болезней.

Вечная им память и вечная слава!

Главное, в чём смею заверить Вас: моё повествование правдиво и идёт от души.

Прочитайте его. И если оно принесёт Вам и детям Вашим какую-то пользу в жизни, если чему-нибудь доброму научит, я буду считать, что исполнил свой долг. Мне это будет лучшей наградой за мою большую любовь к Вам, за мое полувековое служение своей семье и людям.

Ваш отец и дед Натан Гимельфарб.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ О ДЕТСТВЕ И ЮНОСТИ

1

Родиной принято считать то место, где ты родился. Не знаю кто придумал такое определение и не уверен, что оно абсолютно верно во всех случаях жизни. В самом деле, что, в таком случае, следует считать Родиной для человека, родившегося на корабле, пересекающем океан, или на самолёте, летящем с одного континента на другой. Были в моей жизни и другие основания усомниться в верности этого определения в общем.

Что касается лично моей Родины, то у меня нет абсолютно никаких сомнений в том, что это местечко Красилов, что недалеко от города Проскурова, теперь Хмельницкого, на самом западе Украины, рядом со старой границей с Польшей.

Я в этом уверен не только потому, что нет никаких сомнений в том, что, именно здесь я родился, а главное - потому, что в моем сердце нет города на земле роднее и милее Красилова, что в памяти моей на всю жизнь остались до боли знакомые подробности из моего раннего детства и юности. С Красиловым связаны воспоминания о милых моему сердцу родителях и старших братьях, многочисленных родственниках, которые так много для меня сделали доброго, перед которыми я всю свою жизнь в неоплатном долгу, и которым я не успел даже словами выразить свою благодарность, любовь и преданность. Не успел потому,что все они так рано ушли из жизни. С Красиловым связаны воспоминания о друзьях детства и юности, погибших на войне или расстрелянных в гетто, о незабываемых школьных годах, особенно о первых годах учебы в настоящей еврейской школе.

Красилов - это моя боль, которая сидит в моем сердце всю жизнь и не утихает. Вот почему это небольшое местечко так дорого мне, и почему я с полным основанием считаю его своей единственной Родиной. Именно с этим маленьким местечком ассоциируется у меня понятие Родины. Не с Республикой, к которой оно относится, не со страной, куда входила эта Республика, считавшейся Великой Державой, даже Сверхдержавой. Только с местечком, ибо Республику и Сверхдержаву я не могу считать Родиной-матерью, потому что от них я имел одни страдания и еще потому, что они не раз предавали меня.

Наверное поэтому они больше ассоциировались в моей памяти с понятием «мачеха», ибо не может настоящая мать причинять столько боли, наносить столько страданий и обид...

Внешне Красилов мало чем отличается от множества других еврейских местечек, которыми была густо начинена Украина к западу от Днепра и до самой границы с Румынией и Польшей. То была так называемая черта оседлости еще с давних, дореволюционных времен. Мне когда-то даже казалось, что именно Красилов описывал в своих произведениях Шолом-Алейхем под именем Касриловка. Казалось не только потому, что названия эти созвучны, но главным образом потому, что всё описание Шолом-Алейхемской Касриловки почти полностью можно отнести и к нашему Красилову.

На самом деле, когда читаешь у Шолом-Алейхема о Касриловском базаре с множеством еврейских лавок и лавчонок, прилавков, столиков и лотков, заваленных грудами свежих душистых яблок и груш, вишень и слив, разными молочными продуктами, мясом и живой птицей, то не остается никакого сомнения, что великий писатель описывал именно наш Красиловский базар.

Или, к примеру, описание синагоги. Так и кажется, что это копия одной из наших красиловских синагог. Не знаю сколько их было в Касриловке, а в нашем небольшом местечке их было целых пять. Когда их, как и единственную еврейскую школу, закрыли почти одновременно в 1936-1937 годах, я часто удивлялся: зачем их было так много в таком маленьком местечке?

Ничем, кажется, не отличалась от описанной Шолом-Алейхемом касриловская баня от нашей красиловской. Я до сих пор помню, как каждую пятницу по улицам местечка ходил зазывала и громко восклицал: «Гейт ин буд ара-ан!»! т. е. «Идите в баню!».