Записки охотника Восточной Сибири - [45]
Конечно, я сказал только главное об этой охоте, но о многих тонкостях и особых приемах, в особенности о некоторых суеверных обычаях, исполняемых здешними промышленниками, умолчал, боясь надоесть читателю излишнею подробностию, не имеющею особенной важности в существе дела.
Некоторые ясачные тунгусы и русские удальцы-промышленники добывают медведей из берлог и в одиночку. Охота производится таким образом: зверовщик, узнав где-либо берлогу, никому не говоря, отправляется один с хорошей собакой. Отыскивает берлогу, тихонько подкрадывается к ней, вооруженный винтовкой, ножом и небольшой рогатиной; приученная медвежья собака — неотлучный, верный его товарищ. Промышленник разламывает чело берлоги и тотчас заталкивает в него сучковатую коряжину, то есть отрубленный комелек от небольшой березы с сучками и корнями, а сам начинает дразнить медведя, который, рассердясь, старается утащить к себе в берлогу всунутую в чело рогулину, которая, задевая сучками и корнями за края обмерзлого лаза, не может проскочить в берлогу; в это время промышленник ловит удобную минуту и стреляет медведя в голову. Если же медведь выскочит из берлоги через небо или не допустит охотника к лазу и вылезет раньше, то собака тотчас хватает медведя за детородные части и дает случай промышленнику посадить меткую пулю в медведя. Если не удастся свалить его с одного раза, то зверовщик принимает медведя на рогатину или подбегает к нему, падает перед ним навзничь, и лишь только медведь облапит промышленника, как тот мгновенно распарывает брюхо зверю и кладет его на месте. Иные же, отчаянные, храбрые до дерзости, промышленники, найдя первого медведя, нарочно выпугивают его из берлоги, а сами скрываются. Медведь, выгнанный из своего жилища, никогда не ляжет опять в свою берлогу, а отыскивает себе другую и, между тем, ходя по лесу, зная все места, где ложатся медведи, открывает неустрашимому промышленнику другие берлоги, в которых лежат звери. Поэтому охотник спустя несколько дней после изгнания медведя отправляется его следом и находит другие берлоги, не упустив из виду и того медведя, который открыл ему своих собратов. Я знал одного зверовщика, уже бывшего с лишком 80 лет, перекрещенного тургуса, который насчитывал с лишком шестьдесят медведей, убитых им на своем веку. Старик был еще бодр и крепок; он не мог равнодушно слышать слова «медведь», а рассказывая свои действительно достойные удивления подвиги, приходил в энтузиазм и нередко плакал, как ребенок, если видел, что промышленники собираются на медведя и не приглашают его с собою. «Если бы я хорошо видел, то еще бы не отстал от вас, ребята!» — говаривал он. Но мало нынче и в Сибири таких молодцов, про них уже больше гласит предание. Я рассказал здесь только главную сущность и этой охоты, не вмешиваясь в подробности и тонкости этого дела, известные только специалистам медвежьей охоты; будучи знаком с некоторыми из них, я все-таки не стану говорить о них, потому что нам с вами, читатель, вероятно, не придется ходить в одиночку на медведя в берлоге!..
Орочоны, о которых я уже упоминал выше, живя постоянно в лесу и, следовательно, чаще других промышленников встречаясь с медведями, бьют их весьма просто, тоже в одиночку. Орочон, собравшись на медведя в берлоге или встретившись с ним в лесу нечаянно, старается раздразнить его до того, чтобы зверь вышел на поединок. Если медведь, раздраженный охотником, бросится на него, чтобы изломать его в своих лапах, то орочон тотчас прячется за какое-нибудь толстое дерево и, вертясь за ним, дождется того, что зверь схватит ртом за руку охотника, подставляемую им нарочно и в которой держится железная распорка. Она очень походит на обыкновенный якорь-кошку, с той только разницею, что лапы ее почти прямые и имеют зазубрины. Рукоятка распорки делается из крепкого дерева такой длины, чтобы ее можно было удобно держать рукою, то есть она не делается длиннее шести вершков, а самая распорка в поперечнике (в длину двух лап) не более 5 вершков. Конечно, распорка делается так прочно, чтобы она не могла сломаться от медвежьих зубов. Весь инструмент весит не свыше трех фунтов. К концу рукоятки привязывается крепкий кукуйный[29] ремень; охотник берет в руку (за рукоять) распорку и обертывает этим ремнем руку так, чтобы распорка только не могла выпасть; на самую распорку надевает какой-нибудь старый рукав и надвигает его по ней до самого рукава надетой одежды охотника. Это делается для того, чтобы не было видно распорки, а медведь, хватая за ложный рукав, в котором скрыта распорка, думает, что он схватывает охотника за руку. Между тем орочон, всунув распорку в пасть медведю, тотчас выдергивает руку и подхватывает зверя на пальму (это орочонское название рогатины, то есть ножа вершков шести длиною, крепко насаженного на черен длиною четвертей 7 или 8) или на ножик и докалывает зверя, как теленка, потому что медведь, схватив распорку ртом и размозжив себе пасть, всегда старается ее вытолкнуть лапами, сердится, но тем сильнее наносит себе страшные раны во рту, и в этом случае мало обращает внимания на охотника, который, пользуясь этим, орудует с медведем своей пальмой или ножом, нанося ему смертельные раны. Распорка эта носится некоторыми орочонами постоянно за поясом, с надвижным фальшивым рукавом и в случае надобности проворно исполняет свое назначение в руках сибирских немвродов. Главное в этой охоте — заставить медведя выйти на поединок и не упустить удобной минуты втолкнуть распорку в медвежью пасть. Но все это хорошо толковать сидя дома в кабинете, а не в лесу с медведем. Нельзя не удивляться смелости, навыку и проворству охотников, которые пускаются на такие проделки!.. Еще замечательнее, что некоторые промышленники из орочон не употребляют и распорки, а ходят на медведей с одной пальмой без всякой боязни и, убив на своем веку несколько десятков медведей, доживают до глубокой старости, не имея ни одной царапины от медвежьих когтей!.. Не думайте, чтобы орочонская пальма была такая же озойная (большая), как рогатина, употребляемая в России при медвежьей и кабаньей охоте. Нет! Пальма — это, как я уже сказал выше, нож, насаженный на палку, которая для большей прочности обвивается плотно вареной берестой; она не имеет под ножом крестообразной поперечины, как рогатина, и весит не более 4 или 5 фунтов, тогда как мне случалось видеть в России медвежьи рогатины аршина в четыре длиною и до 30 фунтов весом. Не могу не упомянуть при этом, что орочоны так ловко действуют пальмой, что, срубив ею небольшое деревцо с одного раза, успевают перерубить его пополам во время падения, не допустив коснуться земли. Кроме того, пальма у них заменяет топор в домашнем обиходе.
А. А. Черкасов известен как автор «Записок охотника Восточной Сибири». Их неоднократно переиздавали, перевели на французский и немецкий языки. Не менее замечательны и его очерки, но они рассеяны по старым журналам.В этой книге впервые полностью собрана забайкальская часть литературного наследия писателя.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Серия очерков «На Алтае» была впервые опубликована в Московском издании «Природа и охота» (1893). История заселения края, появление горнозаводской промышленности, быт и обычаи местного населения — это и многое другое упоминается в увлекательных повествованиях А. А. Черкасова (1834 — 1895)
Михаил Михайлович Пришвин (1873-1954) - русский писатель и публицист, по словам современников, соединивший человека и природу простой сердечной мыслью. В своих путешествиях по Русскому Северу Пришвин знакомился с бытом и речью северян, записывал сказы, передавая их в своеобразной форме путевых очерков. О начале своего писательства Пришвин вспоминает так: "Поездка всего на один месяц в Олонецкую губернию, я написал просто виденное - и вышла книга "В краю непуганых птиц", за которую меня настоящие ученые произвели в этнографы, не представляя даже себе всю глубину моего невежества в этой науке".
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Короткий рассказ от автора «Зеркала для героя». Рассказ из жизни заводской спортивной команды велосипедных гонщиков. Важный разговор накануне городской командной гонки, семейная жизнь, мешающая спорту. Самый молодой член команды, но в то же время капитан маленького и дружного коллектива решает выиграть, несмотря на то, что дома у них бранятся жены, не пускают после сегодняшнего поражения тренироваться, а соседи подзуживают и что надо огород копать, и дочку в пионерский лагерь везти, и надо у домны стоять.
Эмоциональный настрой лирики Мандельштама преисполнен тем, что критики называли «душевной неуютностью». И акцентированная простота повседневных мелочей, из которых он выстраивал свою поэтическую реальность, лишь подчеркивает тоску и беспокойство незаурядного человека, которому выпало на долю жить в «перевернутом мире». В это издание вошли как хорошо знакомые, так и менее известные широкому кругу читателей стихи русского поэта. Оно включает прижизненные поэтические сборники автора («Камень», «Tristia», «Стихи 1921–1925»), стихи 1930–1937 годов, объединенные хронологически, а также стихотворения, не вошедшие в собрания. Помимо стихотворений, в книгу вошли автобиографическая проза и статьи: «Шум времени», «Путешествие в Армению», «Письмо о русской поэзии», «Литературная Москва» и др.
«Это старая история, которая вечно… Впрочем, я должен оговориться: она не только может быть „вечно… новою“, но и не может – я глубоко убежден в этом – даже повториться в наше время…».