– Нет, но вот этот товарищ…
– Какой?
– Да вот только что. Из ЧК. С полицейским значком, который он нам предъявлял. Это из-за водки? Мы не имели права столько покупать, да? Это стратегический русский продукт?
Тут я начинаю понимать, о ком идет речь, и пытаюсь выяснить, что же такое произошло. Через пять минут ситуация проясняется. Финны сияют от радости:
– Мы думали, что в лучшем случае нас отправят на двадцать пять лет в Сибирь. А в худшем – вывезут за город и расстреляют без суда и следствия.
Ари опостылела жена. Но он очень любит свою семилетнюю дочку Аниту. Это я знаю от него самого. И вот во время очередного приезда он проедает мне плешь просьбами достать для Аниты гармошку. Бизнес ему не в бизнес.
– Когда закрываются магазины? – теребит он меня с обеда. – Мы успеем? Я должен ее купить во что бы то ни стало.
– Успеем, успеем, – утешаю я его.
Задача оказывается элементарной. Все полки в салоне музыкальных инструментов уставлены гармошками, баянами, аккордеонами всех размеров, цветов и фасонов. Ари пробует пару инструментов. Играть он не умеет, поэтому звуки извлекает душераздирающие. Вдруг его блуждающий взгляд устремляется на балалайку.
– Игорек, как ты думаешь, что играет громче – гармошка или балалайка? – ищет он моего совета.
– Думаю, что гармошка, – теряюсь я. – А твоя дочка на чем хочет играть?
Ари хмурится:
– Да ей, собственно говоря, все равно. Она ни на чем играть не умеет. Я целыми днями на работе. А жена все время дома. Так хочется, чтобы дочка играла как можно громче. Я гармошку беру. Пусть играет. Чтоб у жены голова раскалывалась.
По две курицы за страницу
Ко мне в кабинет заявляется директор птицефабрики по
фамилии Булыга. Он держит в руках бумажный сверток. Из свертка капает.
– Готов контракт, Игорюша?
Булыга – друг моего шефа. И мне пришлось взять на перевод его контракт.
– Угу, готов.
Булыга сует сверток мне в руки.
– По две курицы за страницу, Игорюша. Как и договаривались.
– Угу, – говорю я.
А что мне еще остается сказать? Денег у птицефабрики нет. А куры пока есть. И был еще один трактор. Какой-то новый, иностранный. Но его судьба уже решена переведенным мною контрактом. Булыга продает его шведам, а взамен получает для себя бэушную легковушку «вольво».
Я держу в руках сверток, и куриная кровь капает мне на туфли.
– Не тяжело вашим птичницам будет без трактора, Василий Сергеевич? Последний ведь он у вас? – спрашиваю я.
– Ай, – отмахивается Булыга, вытирая платком пальцы, – справятся! Не ходить же мне пешком на работу. Спасибо, Игорюша.
– Мы обязательно найдем вам хорошего переводчика с финского. Есть у нас такой человек. И за ним уже послали, – обещает Мана.
В директорском кабинете тесно. Мы учреждаем автотранспортное предприятие. И финны собираются продать нам седельные тягачи вместе с фурами. Разговор серьезный.
Чтобы порадовать Сеппо, Мана послал за своим знакомцем Петром Егоровичем.
Пока Егорыч не появился, мы приступаем к переговорам. Технические термины для меня трудноваты. Разговор идет медленно. Однако в течение часа мы все же выясняем модель тягача, грузоподъемность фуры и объем кузова, количество осей, в том числе ведущих, нагрузку на грунт, нагрузку на ось, тип рефустановки, расход топлива ведущего дизеля и дизеля рефустановки и подходим уже к температурным максималам рефустановки…
В это время в кабинет заходит мужичок с папочкой в руке.
– Егорыч! – приветствует его Мана.
Мужичок достает из папочки русско-финский словарик, что сразу меня настораживает, и приветствует наших партнеров:
– Терве! (Здрасьте!)
Финны склабятся в ответ и жмут Егорычу руку.
– Теперь дело пойдет, – радуется Мана. – Сейчас выясним максималы.
– Я немного потренируюсь? – спрашивает наш новый друг. – Давно, знаете ли, не общался.
Шеф мрачно кивает:
– Приступайте. Только быстрее.
Егорыч изрыгает на финнов, подбирая слова, какую-то тираду. Я ничего не понимаю. Но в глазах Сеппо и Юсси тоже сквозит напряженное внимание.
– Митя? (Чегось?) – переспрашивают они.
Мужичок повторяет заход. Наверное, это и есть тренировка. Юсси начинает втолковывать Сеппо смысл сказанного.
– Сеппо что, по-фински не понимает? – бурчит шеф.
Тем временем для Петра Егоровича наступает момент истины. Финны наконец-то разобрались с его вопросом и начинают что-то объяснять. Теперь уже Егорыч поминутно спрашивает: «Чегось?» – и финнам приходится начинать все сначала.
Проходит минут двадцать. Финны взмокли. Егорыч издергался. Он нервно мусолит словарик. Шеф выпил уже три чашки чая. Мана скурил пять сигарет. Андрей, директор будущего предприятия, ерзает на стуле. Я злорадствую.
Еще через двадцать минут Юсси начинает рисовать в блокноте машинку, объясняя что-то Егорычу на пальцах.
– Ну что, натренировались? – бурчит шеф.
– Про максималы спросите, про максималы, – торопит Андрей.
– Максималы? – удивленно поднимает бровь Петр Егорович. – Насколько я понял, здесь речь, кажется, идет о какой-то машине. Но я еще не уверен, хотят ли они ее продать или купить…
Наше автотранспортное предприятие рождалось скоропостижно и в муках. Из-за спешки в его уставе можно было вычитать подобные перлы: «В правление делегируется по одному человеку от каждой из двух сторон-учредителей – итого три человека». Но вот финны привезли нам первую подержанную «вольвушку», и работа закипела.
