Записки офицера «СМЕРШа» - [13]
Но в воскресенье 15 июня выбраться в город не удалось. «Вот 22-го пойдете. А сегодня другим надо сходить. Успеете, не прокиснут ваши фотографии!» — изрек тоном, не допускающим возражений, наш старшина. Возражать? Не положено. Да и не очень хотелось… Дело было в том, что на той неделе я получил письмо от отца, он сообщил, что, во-первых, мне выслана посылочка со всякими вкусными вещами и, во-вторых, что я имею право воспользоваться льготой по службе в армии, иными словами, меня могут уволить досрочно, как единственного сына у нетрудоспособных родителей. То, что мать была инвалидом по зрению, я, конечно, знал, но что отец, отметивший в ноябре свое шестидесятилетие, считается нетрудоспособным, это мне в голову не приходило. Родители стали хлопотать через военкомат о моем освобождении от службы, так что я теперь могу думать и о поступлении в институт. Это вызвало некую сумятицу в мыслях и планах. Ну а 22 июня, к следующему воскресенью, посылка, конечно, должна была дойти до Коломыи.
Так что в следующее воскресенье…
Глава 4
ПЕРВОЕ ПОРАЖЕНИЕ «БАРБАРОССЫ»
Громкие взрывы смели нас с коек. Мы недоуменно глядели друг на друга и на вылетевшие осколки стекол из окон. С улицы доносился разноголосый собачий лай. Было около пяти часов утра. Выскочили во двор.
— Дневальный, ко мне! — крикнул наш старшина. Бывший на посту курсант подбежал, остановился по-уставному в двух шагах и четко произнес:
— Дневальный курсант Михальчов. За время несения службы…
— Что за взрывы были? Где?
— Да кто их знает, — спокойно ответил Михальчов. — Это у соседей, на том аэродромчике, наверное, взорвалось что-нибудь… и… самолет пролетел…
— Какой самолет? — продолжал допытывать старшина.
— Какой-то двухмоторный… Санитарный, наверное, кресты у него на крыльях…
— Как кресты? — =- спросил я. — Если кресты на крыльях — это немецкий самолет. — Сказал и сам испугался.
— Вы что, товарищ курсант, — поджав губы и вперив в меня глаза, произнес старшина, — вы что, не знаете, что у нас с Германией договор о дружбе? Или вы специально?.. Вы что, на политподготовке спали, что ли? Я что вам читал? — Старшина вытащил газету из планшетки, которую, не успев надеть через плечо, держал в руках. — Что здесь написано? — И прочел вслух: — «Германия неуклонно соблюдает условия Советско-Германского пакта о ненападении…» Это вам ясно или нет?
— Товарищ старшина, разрешите доложить, я тоже помню, на плакате видел, — еще один курсант вмешался в разговор, грозивший закончиться для меня большой неприятностью, — у немцев такие опознавательные знаки на крыльях…
— Без вас мы всякие знаки знаем. Разговорчики отставить. Марш в казарму и спать до подъема! Днем разберемся.
Сразу ни улечься, ни успокоиться не могли. Но до подъема было тихо. Если с вечера, устав до изнеможения, валились на койки и засыпали как убитые, то, прервав сон под утро, да и светло уже было, не вдруг уснешь. Но уснули. Спали до 8 часов. Воскресенье, занятий нет, и спать разрешалось на час дольше. Наскоро умывшись, надраив до блеска свои курсантские кирзачи, подшив чистые подворотнички, мы втроем предстали пред ликом нашего старшины на предмет получения разрешения на увольнение в город, обещанного неделю назад.
Замечаний по внешнему виду мы не получили, только на меня старшина как-то подозрительно покосился, очевидно не забыв мои крамольные утренние подозрения.
— Чтобы к 12.00 быть на месте! Ясно?
— Есть, товарищ старшина, быть на месте к 12.00!
Дорога к городу удивила нас необычной оживленностью движения. Грузовики с красноармейцами в касках и с винтовками в руках. Лица какие-то сосредоточенные, строгие. Без песен. Молча. Как-то тревожно стало. Но прошла эта колонна, улеглась поднятая пыль, зашагали дальше. До центра города было километра четыре. Дошли до Прута.
На мосту полно повозок — фурманок с местными жителями. На базар, наверное. так мы решили. Среди повозок, двигаясь еле-еле, не имея возможности обогнать их, урчала мотором трехтонка. На подножке, держась за полуоткрытую дверку, стоял пограничник. Мы поравнялись с машиной.
Командир, а мы успели разглядеть три кубаря на петлицах, оглянувшись в нашу сторону, наклонился и хриплым, надорванным голосом крикнул:
— Стой! Откуда? Из школы? Кругом! Кру…гом! Бегом в расположение школы!
В выражении его лица и в голосе было что-то такое, что не внушало нам сомнений в необходимости беспрекословно выполнить приказ. Мы бегом помчались обратно. Прибежав, удивились еще раз — около казармы строй курсантов, а перед ним с нашими командирами тот, с автомашины.
— Товарищи, курсанты… — Голос его осекся, он закашлялся. — Товарищи курсанты, сегодня в три часа фашистская Германия напала на нашу страну. На границе идут бои, тяжелые бои. Сейчас всем собраться, забрать свое имущество и собак. Возвращаться в расположение школы на основную территорию. На сборы пятнадцать минут. Разойдись!
Сердце застучало так, что жилы в висках, казалось, могут лопнуть. Ноги налились свинцом. Стояли минуту, две… словно неживые, словно вросшие в землю.
— Команда «разойдись» была… — не очень четким голосом произнес старшина.
Война… Как война? Почему? Ведь договор же… Что же теперь? Мысли сбивали одна другую. Что-то зловещее, страшное, черное мутило сознание.
В декабре 1971 года не стало Александра Трифоновича Твардовского. Вскоре после смерти друга Виктор Платонович Некрасов написал о нем воспоминания.
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.