Записки о «Третьем рейхе» - [78]
Перед началом допроса гестаповцы на наших глазах разыграли инсценировку. В одной из соседних комнат вдруг тихо приоткрылась дверь, и туда внесли ту кровать, которую я видел в коридоре. На кровати лежал человек; одежда на нем была измята и порвана, он тихо стонал, создавая впечатление жертвы жестокой расправы. Затем дверь комнаты закрылась, и слышны были лишь стук машинки и голос человека, лежавшего на кровати: он давал показания.
Демонстративный характер этой сцены вызвал у меня с самого ее начала подозрение в том, что это делается неспроста. Нам давали понять, что нас ждет впереди. Но, как выяснилось позднее, был и другой смысл во всей этой затее.
Начался и наш допрос.
— Разве не правда, что я видел вас на Курфюрстендам? — кричит, обращаясь к торгпредовскому товарищу, один из гестаповцев.— Ты стоял тогда с газетой в руках, а я крутился поблизости. На мне был синий костюм. Что, не помнишь? Забыл? — уже не кричит, а визжит гиммлеровский выученик.
— Все то, что вы говорите,— ложь,— спокойно отвечает гестаповцу торгпредовский товарищ. Разъяренный белогвардеец бьет его по лицу. Потом торгпредовца увели от нас.
Теперь моя очередь. Гестаповец с черными усиками добивается у меня признания, с кем из немцев я был связан; требует адреса и имена этих людей.
— Да, я был связан со многими немцами, — отвечал я и назвал ему ряд официальных немецких лиц, с которыми я по долгу службы поддерживал деловые связи.
Почувствовав насмешку в моем ответе, белогвардеец свирепеет, бьет в плечо и угрожает заставить меня «отвечать по существу».
Я заявил гестаповцам, что они не имеют права так обращаться с советскими людьми и не должны забывать о судьбе своих людей — немецких дипломатов и журналистов, которые находятся в настоящее время в Москве. Это как будто на них действует несколько отрезвляюще.
Допрос прекращается. В комнате нестерпимо душно. Наступает гнетущая тишина. Часы бьют двенадцать. Проходит час за часом, а мы все сидим молча в окружении гестаповцев, которые на наших глазах пьют пиво и пожирают бутерброды.
Солнце уже начинало касаться крыш домов, когда нас вывели в коридор. Здесь по-прежнему находилось много арестованных. Среди них была одна женщина, судя по ее одежде, по-видимому, работница. На ней было простое платьице горошком, на плечах серый платок. Вид у нее был страшно взволнованный. Лицо бледное и худое. Рядом с ней стоял высокого роста и крепко сложенный мужчина, одетый в хорошо отутюженный темно-синего цвета костюм. Чувствовалось, что он был арестован или на службе у себя в министерстве, или на одном из веселых вечеров. Из его нагрудного кармана выглядывал кусочек белого платка, а на лацкане костюма сверкал значок члена гитлеровской партии.
Вдоль стены коридора кого-то вели под руку в направлении к нам. Когда человек приблизился и остановился около нас, опираясь о стену и слегка охая, я узнал в нем того, кто лежал на кровати в соседней комнате во время нашего допроса.
Нас с Костей (так звали товарища из Интуриста) вывели во двор. У подъезда стоял закрытый грузовой автомобиль с решетчатым маленьким окошком позади. Нам приказали погружаться. В автомобиль, где вдоль стен были пристроены лавки для сидения, набилось человек двадцать. Свет, падавший из окошка, тускло освещал лица спутников. Я сидел рядом с Костей, напротив нас — женщина в платьице горошком. Она судорожно сжимала губы и лишь изредка поднимала глаза на окружающих. Арестованный со значком скинул шляпу и, откинувшись назад, о чем-то глубоко раздумывал. Сначала было тихо. Но вот заревел мотор автомобиля, и вдруг один из сидевших напротив нас заговорил. В нем я узнал «пострадавшего при допросе». «Куда нас везут?» — спросил он, ко, не получив ответа, стал оживленно рассуждать о войне, о количестве немецких дивизий, стянутых к советской границе, о своих предположениях насчет вооруженных сил Советского Союза. При этом он называл цифру 170 дивизий. Он говорил как бы сам с собой, но ждал, что вот-вот кто-либо вмешается в его разговор, станет ему возражать или соглашаться с ним. Но все молчали.
Мы въехали на какую-то площадь. Вечернее солнце было ярким, и даже в нашей машине стало совсем светло. Я потянулся к окошечку и увидел большие толпы народа на площади, особенно много было полицейских в белых кителях. Сначала радостно сверкнула мысль: может быть, волнения в городе? Протесты против войны? Но нет. Это отдыхающие берлинцы спокойно возвращались домой из соседнего парка, чтобы в тихом уголке допить оставшийся от завтрака холодный кофе.
Машина остановилась на одной из маленьких улиц. Женщине-работнице было приказано сойти. Она посмотрела на нас добрым взглядом и неуверенно по ступенькам лестницы вышла из машины. Ее повели двое конвойных к высокому кирпичному зданию. Это была женская тюрьма.
Машина тронулась дальше. Вот мелькнул дворец Фридриха Великого, и мы оказались на Унтер ден Линден. Жадно всматриваюсь, чтобы увидеть, что делается около нашего посольства. Но ничего особенного мне не бросилось в глаза. Разве только то, что у ворот посольства стоял не один, как обычно, полицейский, а несколько групп эсэсовцев, которые блокировали здание и подходы к нему.
Книга одного из крупнейших французских историков-медиевистов, профессора Парижского университета Робера Фавтье (1885–1966) посвящена истории феодальной Франции периода классического, зрелого средневековья — истории, представленной с точки зрения основных событий и действий, инициированных представителями третьей королевской династии Франции — Капетингами, потомками Гуго Капета.
Иногда можно услышать: зачем Николай II уступил заговорщикам 2 марта в Пскове? Надо было сопротивляться до конца. Мол, «режьте-стреляйте, мученический конец приму, но от Богом данной власти не отрекусь»… Автор рассматривает гипотетические версии отказа царя требованиям заговорщиков. Рассматривается также версия фальсификации Манифеста об отречении.
Настоящее издание – научная биография выдающегося представителя русской школы военного востоковедения А. Е. Снесарева (1865–1937). В книге рассматривается туркестанский период (1899–1904) жизни А. Е. Снесарева, который имел важное значение для его формирования как военачальника и исследователя стран Востока. На основе архивных документов раскрываются многие эпизоды службы А. Е. Снесарева в Туркестане: поездка в Индию, рекогносцировки по Туркестанскому краю, командование Памирским отрядом, поездка в Великобританию, работа с британскими военными атташе.
Нет нужды говорить, что такое мафия, — ее знают все. Но в то же время никто не знает в точности, в чем именно дело. Этот парадокс увлекает и раздражает. По-видимому, невозможно определить, осознать и проанализировать ее вполне удовлетворительно и окончательно. Между тем еще ни одно тайное общество не вызывало такого любопытства к таких страстей и не заставляло столько говорить о себе.
Новая книга А. Речкалова является первой частью исследования по истории Украины XIII–XVII вв. Начиная повествование с 1240 г., автор подробно рассматривает события, связанные с освобождением украинских земель от татарского ига и их вхождением в состав Великого княжества Литовского и Польского королевства. Большое внимание в книге уделено взаимоотношениям этих стран с Немецким орденом, Московией, Византией и Золотой Ордой, политическим и социальным отношениям, установленным на землях будущей Украины литовскими и польскими правителями, положению православия и борьбе русинов за свои права.
Чтобы лучше понять Россию и взглянуть на нее изнутри, член английского парламента, лейборист, квакер по убеждениям Чарльз Роден Бекстон, летом 1920 года отправляется в южные уезды Самарской губернии. Около недели Бекстон живет в самарской деревне Озеро (недалеко от Пестрявки), общаясь с крестьянами на самые разные темы, затем, останавливаясь в попутных селах, едет в губернский центр. Его интересные путевые записи о пребывании в России изданы в 1923 году Госиздатом под названием «В русской деревне», с предисловием члена коллегии Наркоминдела, впоследствии академика, Ф.